Атаман Платов

— Ну и ладно, ежели знаете. Направлю вас в полк Андриана Денисова. Ему офицеры нужны… Только предупреждаю, полковой начальник с характером да и нести службу простого казака нелегко.

— Я готов подчиниться приказу.

Год Раевский числился волонтёром, осваивал казачьи премудрости, ходил в караулы, чаще других назначался в линию аванпостов, не уклонялся и от хозяйственных работ, каких в полку бывало в избытке.

Потёмкин как-то спросил Платова:

— Ну как там мой внук? Справляется ли с делами?

— Весьма усердный и понятливый офицер, познал дело не хуже донца.

Раевский и в самом деле был сметлив, скромен, не шумлив и за свою исполнительность не раз отмечался.

— Стало быть, пора ему и полк вручить.

Так из-под крыла Платова вылетел очередной воинский начальник. А сколько их было! Теперь же Николаевич Раевский — один из лучших генералов в русской армии. Корпусом командует.

«Хорошо бы с ним встретиться, поговорить», — подумал Матвей Иванович.

Вошёл полковник Шперберг.

— Донесение надобно подписать.

В донесении сообщалось, что полки отряда сосредоточились в районе Арси и находятся в полной готовности к боевым делам. Сообщалось о трофеях, пленных, потерях.

Скрипя пером, генерал вывел свою фамилию, думая при этом, что отряду не миновать наступления на Париж, потому что город Арси расположен в долине Сены, текущей к французской столице. И конечно же, придётся действовать сообща с корпусом Раевского.

— Отправляйте в Главную квартиру незамедлительно, — предупредил он начальника штаба.

— Непременно-с. Уже наряд к тому в готовности.

А наутро Матвей Иванович и сам поспешил, чтобы доложить главнокомандующему Барклаю, а возможно, и самому императору о своём рейде.

Государя на месте не оказалось, докладывал он генералу Барклаю. Тот холодно слушал.

— О том, что вы опоздали в Фонтенбло, мне известно, — заметил он. — Очень досадно, что не смогли вызволить из плена папу. Государь так надеялся.

— Опоздания, осмелюсь сказать, не было. Случилась задержка у Намюра. Но на это был ваш приказ: прежде овладеть крепостью, а потом следовать к цели.

Барклай промолчал, словно не слышал.

— Между прочим, государь справлялся о вашем здоровье, проявлял внимание к вам, граф. Интересовался о том у доктора Виллие. Да и меня спрашивал — не трудно ли вам в ваши годы.

— Почему вдруг ко мне такое внимание? — насторожился Матвей Иванович. Он уловил в словах главнокомандующего недоброе. — Я здоров, ваше сиятельство. Или решено меня отстранить?

— Что вы, граф! — развёл руками Барклай. — О том и разговора не было. Никто вас из армии не отлучает… Впрочем, всякому делу бывает конец. Есть конец и службе. Все мы ходим под Богом.

— Какая задача предстоит отряду? — перевёл Платов разговор с личного на служебные дела.

— Надобно привести отряд в порядок. Надеюсь, скоро на Париж предстоит наступать. Наполеон хотя и показывает силу, но она на исходе. Это уж точно.

Платов уехал от Барклая с неспокойным сердцем, интуиция подсказывала, что против него что-то замышляют. На память пришло отстранение после Бородино. Тогда посчитали результат его рейда недостаточным, де мол казаки могли добиться большего. Уж потом только стали говорить, что Платов вырвал победу из рук Наполеона. А сейчас?.. Вся его вина в том, что французы успели вывезти папу из Фонтенбло раньше, чем туда пробились казаки. Но разве повинен он в этом?

«Рано списывать меня, рано, — успокаивал он себя. — Моя сабелька ещё послужит…» Он вдруг испугался. Из-за этих слов он, освобождённый из костромской ссылки, попал не к себе на Дон, а в равелин Петропавловской крепости.

Он едва возвратился в Арси, как вслед примчался доктор Виллие.

— Как здоровье, Матвей Иванович? — справился он с обеспокоенным видом. — Слышал, будто в рейде вы застудились, болеете.

— Что это, Яков Васильевич, все обеспокоились о моём здоровье? Об этом ли сейчас думать!

— Как же не беспокоиться, ежели сам государь о том печётся! Повелел вас проведать.

Виллие — авторитет, лейб-хирург, президент российской медицинской академии, непременный участник всех поездок императора.

Доктор послушал в трубочку сердце атамана, стучал по груди и спине костяшкой пальца, мял живот. В заключение сочувственно сказал:

— Покой нужен, Матвей Иванович. Отдохнуть надобно.

— Вы только, Яков Васильевич, не сказывайте о том государю, не надобно его величество зазря беспокоить. У него ведь и так забот предостаточно…

А ещё через день приехал Раевский. Зашёл, слегка прихрамывая.

— Рад встрече, Матвей Иванович! Счастлив видеть крепким и невредимым. — Они обнялись.

Раевский был ростом ниже Платова, но в плечах широк, крепкая, затянутая в мундир грудь. А спокойный взгляд и складки у губ выдавали сильный характер.

— Привёз, Матвей Иванович, пакет вам от императора.

Они сели за стол один против другого, учитель и ученик. Со стариковским нетерпением Платов бросал взгляд то на Раевского, то на засургученный пакет.

— Вчера довелось быть в Главной квартире, — начал Николай Николаевич, — вызвали по причине предстоящего наступления на Париж…

«А почему же меня обошли вниманием?» — больно кольнула затаённая догадка.