как только зрачки Туманова стали неестественно широкими.
Туманов откашлялся, сплюнул на пол тягучую от отвара слюну и неожиданно ответил:
Не врал. Очень интересно! Неужели финал уже так близок? Краем глаза посмотрел на Бочарова, но кроме сожаления, что допрашиваемый объект не проявляет упорства и так слабовольно сотрудничает – ничего не увидел. Жаждет потешить себя допросом с пристрастием? Да вы маньяк, батенька, есть же вполне цивилизованные средства: отвар тибетских трав с добавками новомодной химии, например.
Хм, опять не вижу обмана. Некоторая недосказанность разве что присутствует. Ну, это от односложности ответов, скорее всего. Ничего, время сейчас дорого, и в цене дело, а не слово.
Да он ещё и шутит. Крепкий парень, крепкий. Но диалог наметился.
Опять не вижу обмана. Вроде бы всё хорошо.
Двигались следующим порядком: впереди отделение чоновцев, из десяти бойцов, затем я и Бочаров по обоим сторонам тачанки с пулемётом (не снаряжённым), в которой удобно развалился Туманов, одетый в новую форму и полушубок. Сзади ещё пятеро военных, из комендатуры. Бойцами я их не назову, и вообще местную комендатуру я здорово проредил за последние дни, одно слово – военные. Так. Значит, Туманов ехал связанным, это условие я ему выставил сразу, после того, как он показал на карте, куда нам следовало выдвигаться (тоже процедура была любопытная, руки-то ему никто освобождать не решился). Оказалось не близко, примерно вёрст сто тридцать. Глебу отбил сообщение, что приступаю к завершающему этапу операции и выдвигаюсь за грузом, поэтому потребовал дать мне ещё сутки, иначе всяко не успеваю. Дал, куда-ж он денется. Вот и двигались ускоренным маршем, насколько позволяли ходовые качества тачанки. В седло Туманова посадить не решился: связанным он в нём не усидит, а развязывать ему руки, как я говорил, было рано. Приведёт нас к месту, увидим обоз, тогда и развяжем… может быть. Сейчас объясню.
Когда Туманов так быстро согласился сдать обоз, удивлён был только Бочаров. Я же с самого начала понял, что придётся прибегать к нестандартным мерам – по сути, я влил в него наркотик. Воля к сопротивлению была подавлена, вялые эмоции (недаром я их отслеживал), плюс неспособность врать, то есть он на все вопросы говорил правду, такое вот снадобье. Бочаров об этом узнал уже потом, поняв, что его аксессуары для допроса стали не нужны. Конечно, не мешало бы проверить показания под пристрастием, но во-первых, у меня для этого уже не оставалось времени, а во-вторых, не мог же я потом отдать Туманова в Самару слепоглухонемым идиотом, меня бы там никто не понял. Был ещё один момент: такие, как Туманов не особо поддаются боли, скорее наоборот, физические страдания мобилизуют у этого типа людей внутренние резервы, и чем может кончиться такое противостояние – бабушка надвое сказала, как говориться. Стоило ли сейчас рисковать? Так что моя вежливость была исключительно вынужденной и практичной, учитывая все обстоятельства. Единственное, что сказал Бочаров вслух: