Солдаты-китайцы понимали только по-китайски, монголы – по-монгольски, сербы и японцы имели своих доблестных офицеров, и с ними вопрос управления был легок (к тому же подавляющее большинство сербов в той или иной степени знали русский язык. –
Под командой русских офицеров китайские части в бою были неузнаваемы: доблесть их временами поражала очевидцев; но при своем национальном командном составе китайцы были плохими бойцами – причины крылись в отсутствии доверия к боевым качествам своих родичей-руководителей».
Проще говоря, национальный принцип Семенов использовал таким образом, что бунт одних национальных частей он подавлял с помощью других. Китайцев можно было использовать против монголов, монголов – против русских и т. д. Тот же принцип применял и Унгерн в Монголии, когда его войско стало особенно пестрым. Для уничтожения взбунтовавшейся Офицерской сотни он использовал монголов, против японцев – тибетцев, против китайцев – русских и т. д. В письме Семенову от 27 июня 1918 года Унгерн вообще предлагал Семенову, что «надо стремиться, чтобы китайские войска на твоей службе воевали с большевиками, а маньчжуры, и харачины, и торгоуты – с Китаем. Комбинация эта должна выгодна быть и для Японии». Однако вплоть до похода Унгерна в Монголию до прямых столкновений семеновских частей с китайцами не доходило. Атаман понимал свою зависимость от снабжения по КВЖД и стремился ладить с китайцами. Ситуация изменилась лишь тогда, когда Семенов и Унгерн решили отступить с войсками в Монголию. Теперь уже можно было позволить себе воевать против китайцев в расчете утвердить в Пекине маньчжурскую династию. Тем более что снабжение из Маньчжурии все-таки можно было получать, используя вражду различных группировок китайских милитаристов.
Ситуация изменилась в лучшую для семеновцев сторону после восстания по всей трассе Транссиба эвакуировавшегося во Владивосток Чехословацкого корпуса, формировавшегося царским и Временным правительством из военнопленных. Это восстание вспыхнуло 25 мая 1918 года. Чехословацкие легионы сравнительно легко разбили хотя и многочисленные, но плохо организованные красногвардейские отряды в Поволжье, Сибири и на Урале. С помощью чехов семеновцы смогли занять Забайкалье и в начале октября освободить от красных столицу Забайкальского казачьего войска Читу.
Осенью 1918 года Семенов стал походным атаманом Забайкальского, Уссурийского и Амурского казачьих войск. ОМО был развернут в Особую маньчжурскую дивизию. Как командующий самостоятельного фронта борьбы против большевиков, Семенов присвоил себе права командующего отдельной армией, а также высшую гражданскую власть в Забайкалье. Хотя он и издавал распоряжения с оговоркой: «Условно, впредь до утверждения законной Всероссийской властью», но реально считаться с этой властью, будь то Сибирское правительство, правительсиво Директории в Омске или правительство Верховного правителя России адмирала Колчака, не собирался. Признав формально, после длительного конфликта, который чуть было не вылился в вооруженное противостояние колчаковцев и семеновцев, власть Верховного правителя России, Семенов фактически остался самовластным хозяином Забайкалья, не дав ни одной сотни казаков на главный, Поволжско-Уральский фронт и ограничиваясь борьбой с ушедшими в тайгу остатками красногвардейских отрядов, вплоть до 1920 года не представлявших собой серьезной боевой силы. В Забайкалье Семенов был царь, Бог и воинский начальник. На двери его штаба висело объявление: «Без доклада не входить – выпорю».