Впоследствии Унгерн отказался от Монгольской бригады, когда он выпорол как-то их князька, и эта бригада, уже под командованием полковника Левицкого, впоследствии убитого этими же монголами, выведена была в Верхнеудинск. С того времени у Унгерна появляется новое увлечение – формирование татарских частей. Но все эти формирования обыкновенно ограничивались тем, что являлись какие-то люди, магометане, брали у Унгерна деньги, где-нибудь торговали, послав ему три-четыре человека татарчуков.
Первое столкновение Унгерна с Семеновым было из-за Маши, следующее – из-за разрыва Семенова с адмиралом Колчаком, когда Унгерн, узнав о посланной Семеновым телеграмме, ответил: «Удивляюсь твоей глупости, что ты – о двух головах, что ли, очевидно, ты только… Машку и ничего не думаешь».
Следующее столкновение было опять-таки из-за Маши. Семенов ехал в Харбин, по дороге остановился в Даурии, и когда туда прибыл, а ехал он вместе с Машей, то Унгерн не пустил Машу никуда со станции. После этого инцидента Унгерн уехал из Даурии и решил уйти совсем, это было в марте 1919 года. Но и в этом Унгерн остался себе верен – он выехал абсолютно без денег, и занимал их у Никитина, Микеладзе и других, несмотря на то, что только что, до этого инцидента, по его распоряжению у проезжавших из Советской России китайцев было отобрано шесть миллионов рублей.
Выехал Унгерн в Пекин, и вот тут-то и произошла с ним сначала никому не понятная вещь. Он женился на китаянке.
Как оказалось впоследствии, Унгерн познакомился с несколькими китайцами, принадлежащими к монархической партии и стремящимися к восстановлению монархии; китайцами, даже отчасти родственными бывшему императорскому дому, и у него зародилась мысль начать с ними переговоры, втянув в это дело Семенова, или, вернее, через него Чжан-Цзо-Лина, так как сам он не мог начинать переговоры с Чжан-Цзо-Лином. Дабы закрепить этот союз, Унгерн и женился на одной из дочерей одного из родственников императорского дома, так сказать, брак был чисто политический. Женившись, он должен был поехать в Забайкалье – к Семенову, втянув его в это дело. Вот поездка Семенова в 1919 году в Мукден и имела главной целью эти переговоры. Японцы были посвящены в эти планы, и план этот ими, конечно, был одобрен, что он не удался – это теперь видно из того, что «Аньфуисты» потерпели поражение, потому что не были своевременно поддержаны Чжан-Цзо-Лином.
Мысль идти в Монголию у Унгерна появилась уже в конце 1919 года, когда он учел прекрасно положение Омского правительства, и то, что японцы все равно покинут Семенова, а потому он и стал усиленно готовиться к этому движению, заранее выслав туда своих агентов».
Здесь сомнения вызывает только тезис Вериго о том, что и план воссоздания Срединной империи, и идея похода в Монголию были подсказаны Семенову Унгерном. Сам атаман в мемуарах настаивает на собственном авторстве этого проекте и здесь он вызывает больше доверия, чем Вериго. Все-таки Семенов гораздо больше и дольше, чем Унгерн, был укоренен в дальневосточных делах, гораздо лучше знал историю, культуру и быт Монголии и Китая, и его гораздо логичнее подозревать в авторстве грандиозного, хотя и совершенно авантюристического плана восстановления империи Чингисхана. Но можно не сомневаться, что Унгерн, с его волей и энергией, загорелся сразу же этой идеей, а впоследствии неоднократно подбивал нерешительного Семенова на реализацию этого грандиозного плана, обещавшего большую войну. Ведь Роман Федорович стремился воевать, а Григорий Михайлович заботился прежде всего о том, чтобы комфортно обустроить собственную власть в Забайкалье, а если повезет – то и на сопредельных территориях.
Семенов и Унгерн пытались попасть на международную мирную конференцию по итогам Первой мировой войны в Версале, чтобы там добиться признания независимости Великой Монголии в составе Внутренней и Внешней Монголии, Барги, Забайкалья, а в перспективе – Тибета. Такое государственное образование целиком зависело бы от семеновских военных формирований и японских денег. Опираясь на подобное «государство», атаман и барон рассчитывали получить независимую от других стран Антанты базу для борьбы с большевиками и щедрую финансовую и материальную помощь из Токио. Однако в «версальские залы», равно как и в любые другие, Семенова не пустили. Да и японцы от подобного проекта были, мягко говоря, не в восторге. В Токио планировали самостоятельно завладеть Маньчжурией. Посредники в лице Семенова и Унгерна японцам в этом деле не требовались.