Атаманщина

Что же касается антисоветских восстаний, то об их масштабе и степени влияния на политическую ситуацию барон имел явно преувеличенное представление. К тому времени, когда он отправился в поход на север, крупнейшее из крестьянских восстаний, Тамбовское, больше всего беспокоившее большевистское руководство, уже было в основном подавлено. Стихийный и разрозненный характер восстаний также был на руку Советской власти. К тому же ко времени вторжения Азиатской дивизии в РСФСР там уже была отменена продразверстка и началась новая экономическая политика, значительно приглушившая крестьянское недовольство. В результате массовой поддержки Унгерн не получил, а для того, чтобы пробиться в те казачьи районы, где можно было рассчитывать на симпатии значительной части населения к нему и к Семенову, у барона не было ни сил, ни средств. Да и в тех поселках и станицах, которые унгерновцам удавалось на время занять, казаки неохотно вступали в Азиатскую дивизию. Добровольцев почти не было. Казаки понимали: барон уйдет, вернутся красные и наверняка репрессируют семьи тех, кто ушел к Унгерну. Да и не годился барон на роль вождя большого казацко-крестьянского восстания.

Унгерн посылал письма князьям Внутренней Монголии и Синьцзяна и духовному лидеру Внутренней Монголии Югоцзур-хутухте, пытаясь прощупать их позиции по поводу возможности возрождения Срединного Царства. Последнему он, в частности, сообщал: «В данное время, взяв в Урге значительное количество орудий, винтовок и боевых припасов, и с мобилизованными халхасцами я имею твердую надежду с Божьей помощью окончательно разбить отступившие на север революционные китайские войска, соединившиеся с русскими красными. В то время, пока мы заняты уничтожением этих войск, я думаю, что Ваше необходимое содействие должно выразиться во что бы то ни стало, не теряя времени: во-первых войти в сношение с главою монархистов Шэн Юнеем в Тянцзине или с его заместителем, во-вторых, войти в сношение с Ару-Харчийн-Ваном и Найман-ваном как с самыми надежными и влиятельными князьями для поднятия восстания во Внутренней Монголии в пользу маньчжурского хана, и, в-третьих, теперь же установить связь с главарями магометан как с наиболее преданными монархистами, тем более, что князь Шэн Юнь пока действовал нерешительно и вяло.

Ввиду изгнания китайских революционеров из Тибета, Урги, восстановления Богдо в ханских правах и принимая во внимание, что большинство цзянцзюней Северного Китая и Маньчжурии – монархисты, я считаю, что магометане никогда не отстанут и успех в деле установления законного наследника Серединного государства при общем дружном усилии обеспечен». Он призывал Югоцзур-хутухту поднять восстание монголов Внутренней Монголии против Китая, предупреждая при этом: «…Теперь китайские войска уже не те, которые были лет 10 тому назад и умеют сражаться, а многие начальники умеют и хорошо управлять войсками в бою». Эта характеристика китайской армии представляется преувеличенной, призванной оттенить полководческий гений самого Унгерна, разгромившего китайцев под Ургой. Барон также сетовал: «Добывать средства трудно. Думать, что кто-нибудь их предоставит – красивый сон. Никакое государство в действительности не даст. Добывать надо самим. Надо агитировать среди народов и теперь же указывать на то, что только при хане, при старых законах жилось хорошо, что богатеть мирно можно только в благоустроенном государстве, что право на существование имеет только тот, кто проливает кровь свою за родину, за государство или отдает борьбе свое достояние, своих коней, свои стада. Богатые должны помнить, что их дальнейшее благосостояние зависит от помощи, которую они окажут теперь в борьбе с революционерами. Как на один из побочных источников, я могу лишь указать на прикочевавших к Вам бурят Душиангинского аймака, то есть русских революционеров. От них надо брать скот, деньги и все имущество, а их уничтожить. Это самим Провидением посланный дар.

Оружие с Божьей помощью надеюсь достать около Кяхты: там есть патронный завод, а все поселки вокруг вооружены и сдадут охотно оружие, так как не хотят сражаться. Не откажите сообщить мне относительно вооружения; по моим сведениям, имеются во Внутренней Монголии не более 10–15 тысяч винтовок…

Из высказанных мною соображений достаточно ясно видно, что с востока нам нечего опасаться, ибо там китайские генералы-монархисты, которые, если и вынуждены будут действовать против нас, то, во всяком случае, будут действовать медленно и нерешительно. На Западе – Ли Чжанкуй, тоже известный монархист, с которым я уже пытаюсь войти в переговоры. На севере мои войска. Таким образом, для революционных войск получается треугольник, а это большая угроза для них и представляет общую опасность для их положения.