Ататюрк. Особое предназначение

Почему следовало презирать османский образ мышления, прекрасно объяснил Исмет.

— Османские порядки, — говорил он на одном из выступлений, — были замкнуты в круге, ограждены непроницаемыми стенами. Османские реформисты работали и прилагали все усилия в этом замкнутом круге. Все попытки реформ, даже тех, что увенчались усом, не выходили за пределы этих стен…

Все правильно.

Оказавшись в имперской ловушке, склонные скорее реформировать государство, чем общество, и неспособные найти равновесие между новым временем и религией предшественники Кемаля были обречены.

Кемаль разбил окружавшие их стены, объединив турок только единственной связью — их национальностью.

Твердо опираясь на национализм, Кемаль смело повел свой народ по неизведанному пути.

А вот сам он…

Сложно сказать, насколько была ему на самом деле дорога Латифе, но после развода с ней Кемаль стал еще больше увлекаться алкоголем и случайными связями.

Благо, что желавших войти в отношения с самим президентом женщин хватало.

Но все это было не то, и заполнить образовавшуюся в его душе пустоту его случайные подруги не могли.

Сказывалось и отсутствие детей, при которых у Кемаля всегда теплели глаза.

И его самые преданные друзья мечтали о том дне, когда Кемаль устроит свою личную жизнь…

И он устроил ее.

Осенью, во время своего пребывания в Измире, Кемаль был очарован внешностью и прекрасными манерами восемнадцатилетней преподавательницы по имени Афет.

Выбор был сделан, и, представляя девушку инспектору Второй армии Фахреттину, Кемаль сказал:

— Ее семья связана с моей родственными связями, и я очень счастлив встретить ее здесь! Ее мать умерла, а отец женился на другой. Она работает учителем и очень хочет учиться дальше, но на это не хватает средств. Она согласилась стать моей дочерью и поедет вместе со мною в Анкару, я дам ей образование и заставлю выучить несколько европейских языков. Она будет настоящей леди…

Понять его радость можно.

Ни жена, ни любовницы не дали ему детей, и, конечно, очень любивший их Кемаль чувствовал себя обделенным.

Так, к всеобщей радости, Кемаль устроил свою личную жизнь, и в одной из частных бесед Фахреттин-паша заметил:

— Мы все были очень довольны тем, что наконец-то постоянно находившийся на грани нервного срыва Ататюрк обрел себе подругу, способную развеять его тоску. И нация многим была обязана этой женщине, вернувшей Ататюрку спокойствие…

Афет на самом деле удалось то, чего еще не удавалось никому: пусть и исподволь, но все же управлять Кемалем.

Как и Фикрие, она всегда оказывалась там, где он хотел ее видеть, и никогда не появлялась там, где он не нуждался в ней.

Конечно, время от времени доставалось и ей, и сам Кемаль как-то откровенно заметил:

— Афет очень любит меня, но иногда я заставляю ее грустить…

Но как бы там ни было, она устраивала Кемаля, «дотянувшего» с ней до 1937 года, в котором она уехала учиться в Женеву.

После смерти Ататюрка она получила место профессора истории в Анкарском университете и представила Кемаля в своих воспоминаниях таким, каким он хотел видеть себя.

Но одной Афет Кемалю показалось мало, и он удочерил еще шесть девушек, его «настоящих жемчужин», как он сам называл их: Сабиху, Фикрие, Зехру, Небиле, Рюкийе и Юлькю.

Помимо Афет, Кемаль удочерил еще семь девочек.

Сложно сказать, насколько это правда, но Кемаль якобы признавался одному из близких друзей, Джеваду Аббасу, что не хотел бы иметь сына, так как боится, что тот «может оказаться дегенератом».

Однако, согласно некоторым источникам, был у него и приемный сын Мустафа.

В случае с дочерьми Кемаль, который страстно желал создать образцовых представителей новой Турции, остался верным себе.

Если в жене он хотел видеть ту женщину, которй должна была стать любая турчанка, то в дочерях он видел будущее своей любимой Турции.

Девочки получили лучшее образование, какое тогда было возможно, в школе, открытой в Чанкая, затем в христианских учебных заведениях Стамбула и даже за границей.

Но даже здесь Кемаль остался верным себе и смотрел на удочерение им девочек как на социальный акт, поскольку после десяти лет войны в стране проживали ь тысячи сирот.

Во время войны за независимость Кязым Карабекир собрал около двух тысяч сирот в Восточной Анатолии.

Как отмечала Халиде Эдип, Карабекир был известен как «друг детей», а сироты прозвали его «папа-паша».

Тогда как Карабекир заботился о том, чтобы дети были обеспечены питанием, обучались музыке и столярному делу, Кемаль превращал сирот в символ.

Он подавал пример другим, поскольку считал, что воспитание детей начинается в семье.

— При виде сироты, — признавался он, — я испытываю глубокое сострадание и начинаю плакать. А ведь я плачу исключительно редко…

И такое признание человека, который прошел ад войны, дорого столио.

Несколько приемных дочерей Кемаля оказались достойны своего отца.

Афет Инан стала его советником, известным историком, активным проводником культурной революции, которую осуществлял Кемаль в тридцатые годы.

Сабиха Гекчен стала первой женщиной — военным летчиком в стране.