Ателье [СИ]

И, задавая вопрос, Даша смешалась, услышав скандальные нотки в своем голосе. Да какое право имеет она спрашивать и требовать ответа? Никакого. Сама прибежала к нему ночью на тахту.

Прижимая к себе платье, подошла и села на постель:

— Если не хочешь, не говори. Это твое дело.

— Ну да, — неохотно признался Данила, — Ирка обещала снова прийти. Мы ведь с тобой почти незнакомы были.

— Да мы и сейчас почти незнакомы. Нормально.

— Даша! Да не суй туда голову, когда разговариваем!

— Буду совать, — изнутри платья отозвалась Даша похоронным голосом. И не выдержав, рассмеялась. Ей было грустно и весело одновременно. Уйдя от Олега, собиралась залечивать одиночеством сердечные раны. Никаких мужчин — год. Ну, полгода. Да хотя бы месяца три! И вдруг этот Саша. Завоеватель, елки-палки, годы практики у него. Снова обожглась. Но вместо того, чтоб сидеть в уголке, дуть на ожоги, она, хлоп, в постели с третьим мужчиной. И ей теперь требовать ответа насчет его предполагаемых женщин?

«Дура ты, Даша» сказала себе строго, и прислушалась, поумнела ли. Устроить Даниле сцену все равно хотелось. Не поумнела, вздохнув, поняла, и выдралась из недр платья, отцепляя волосы от застежки. Встала, оглаживая бока, устроила платье на фигуре. Данила лежал на животе, положив подбородок на кулаки, наблюдал исподлобья. Даша смотрела на себя в зеркало, отвлекаясь, разглядывала его отражение. Надо же, какой. Ладно скроили мальчика, большой только вырос, в одежде выглядит неповоротливым, почти толстяком. И вещи носит дурацкие. Одна дубленка с шапкой чего стоят.

— Даша! Ты меня слышишь?

— Конечно! — механически согласилась она, не услышав ни слова. Закинула руку за голову, пытаясь достать замочек молнии.

— И что? Что скажешь?

— Ну-у. Ну да, в общем, — дернув, уставилась на металлическую штучку в пальцах. Платье лениво разваливалось, падая с плеч, и Даша, бросив отломанный замочек, сердито прижала ткань к бокам.

— Все само и решилось! — Данила перекатился к краю кровати, наматывая на себя простыню, и отправился в студию. — А то вдруг кто уже придет, — пояснил, шествуя мимо Даши с видом римского патриция.

В оставленном пакете нашлись три платья, в каждом из которых поместились бы Даша с Данилой вместе. И комбинезон из черной кожи, весь в ремешках, пряжках и шнуровках.

— Это что? — нехорошим голосом спросила Даша, растягивая на руках черный лоскут, звенящий и брякающий, — рукава вижу, воротник вижу, даже вон, спина имеется. А где штанины?

— Вот же! — Данила бодро ткнул пальцем в краешек изделия, — только короткие. Это комбез такой.

— Дани. Я знаю, что такое комбез. Хорошо, пальто у меня длинное, ладно. Добегу.

И, подхватив кожаное изделие, недвусмысленно выдержанное в стиле доминатрикс, забрала у Данилы простыню и отправилась в ванную.

— Даша! — крикнул вслед он, поспешно накрываясь пледом, — я думал, мы с тобой еще, ну полежим хотя бы. Можно комбез не снимать…

— Некогда. Мало ли что там…

В кухоньке Данила наугад тыкал вилкой в разогретую картошку, не сводя глаз с Даши в черном комбинезоне, — короткие шортики полностью открывали ноги в чудом уцелевших колготках. Она хмурилась с досадой, усаживаясь поскромнее, но столько чистой радости было в мужском взгляде, что, в конце-концов рассмеялась.

Уходя, чмокнула сонного Патрисия в черное темечко (он открыл один глаз и муркнул), прижалась к уже одетому в джинсы и тишотку Даниле.

— Я через пару часов зайду к вам. Горшок для кота заберу, — Данила облапил ее плечи.

— Ты лучше его самого принеси.

— Как это? — отстранился, посмотрел в лицо, не отпуская, — ты же придешь сегодня! Придешь? Мы договорились!

— Не договорились. Дани… Мы же спали, вместе. Как я теперь приду?

— Тем более приходи!

На широком лице его была написана уверенность, и Даша вздохнула. Ну, как объяснить. Если бы не кинулись друг на друга, то и пришла бы. Как к другу. А теперь, получается, как и говорила ночью — вроде она собой расплатилась за ночлег. И, накидывая капюшон, начала:

— Понимаешь, Дани. У нас был секс, и теперь получается, что я…

И замолчала, испугавшись его заледеневшего лица.

— Знаешь. Ты иди на работу. А то наговорим ерунды, потом будем жалеть, — он отпустил ее плечи, и Даше сразу стало холодно, будто в студии распахнули окна.

— Я не ерунду говорю!

— Сказал — молчи, — накинул меховой капюшон Даше на голову, натянул поглубже, как тянут козырек кепки, и, чмокнув в щеку, вытолкал из студии.

— А, — сказала она в захлопнувшуюся дверь. И, вздохнув, нажала кнопку лифта.

Металлическая коробка, гудя, везла ее, и студия с Данилой, широкой тахтой и маленькой спальней возносилась, отрываясь от Даши, покидая голову. А на место прошедшей ночи бежали, торопясь, мысли о Галке, о ночном грабеже; работе, которая ждет, потому что обязательно кто-то из клиенток придет и, рассказывая о весело проведенных праздниках, сядет пить чай и ждать своей тряпошной игрушки.