Atem. Том 1

Я успел только невольно усмехнуться, как перед носом материализовался ещё один поклонник нашего творчества. Однако, должен признаться, хоть это и лестно, подобное случается, как правило, после концертов, когда фанаты сконцентрированы в строго указанном на билете месте. В обычный будничный день не каждый знакомый меня узнаёт на улице, а тут сразу две встречи за короткие пять минут. Прохожие никогда не смотрят друг на друга, точнее, не всматриваются в лица. Все старательно избегают взглядов друг друга. Это как гонки, где очертаний находящегося впереди тебя объекта вполне хватает для того, чтобы в него не врезаться. А большего и не надо. Люди начинают рассматривать других людей только в том случае, если глазу есть за что зацепиться. И уже подходя к зданию GUN, я понял — дело-то было вовсе не во мне, а в Эли, в её, старомодном платьице выглядывающим из-под полов малиновой шинели и ленточке-бантике на голове, которые не просто цепляли взгляды на крючок, а приковывали их стальными оковами. А до меня, как до приложения к яркой молодой девушке, очередь доходила позже.

69

— Аа-чу-scheisse! — встретил нас оглушительно-громкий чих Ксавьера, после которого он обязательно добавлял ругательство (признаюсь, и за мной такой грешок числится).

Прокручиваясь на стуле перед микшером с огромной кружкой в руках, из которой торчал чайный ярлычок, Майер сидел в какой-то позе циркуля: закинув ступню на колено. Вместо привычного формального костюма сейчас на нём была надета повседневная белая футболка с клетчатой молочно-коричневой рубашкой, — вылитый техасский ковбой. А его немощный вид и вовсе кричал о том, что он пребывает в крайне болезненном состоянии. Ни он, ни находящийся рядом с ним Вольфганг Функ, не замечали нашего присутствия. Оба сосредоточенно смотрели перед собой — на широкое окно комнаты звукозаписи, где за стеклом надрывая связки, истерично скримил какой-то парень. Довизжав то ли припев, то ли куплет, Функ махнул парню «стоп», и я, воспользовавшись минутной паузой, окликнул Ксавьера. Он обернулся, и маскарад на этом не закончился: на его лице красовались очки в квадратной чёрной пластмассовой оправе, настолько нелепой, что, казалось, будто это Функ от скуки проехался маркером по физиономии Майера. На нас явно сейчас таращился какой-то удивлённый Питер Паркер.

— Трико Человека-паука, смотрелось бы на тебе не так несуразно, как эти очки ботаника, — сказал я, расхохотавшись.

— Если бы знал, что ты вернёшься не один, непременно послушался бы твоего совета, — прогундосил он, улыбнувшись в ответ и поздоровавшись с Эли. А затем, хлопнув Функа по плечу, пока тот что-то усердно доказывал парню, кивнул нам на выход.

70

— Чай? Кофе? Молочный коктейль? — продолжая шмыгать соплями, спросил Ксавьер. — Коктейли я мало кому предлагаю, — посмотрел он на нас исподлобья, словно мы явились в кабинет строгого директора для неприятного разговора, потому-то он и пытался скрасить беседу слащавой любезностью.

— Значит, коктейль, — ответил я. — А я воздержусь. Только не перед записью. — И Майер засуетился перед блендером. — Полдня без присмотра и уже где-то успел простыть, как так?

— Чёрт его знает, — отмахнулся он. — Такого дерьмового иммунитета, как у меня, я ещё не встречал. Прости, мой французский, — обратился он к Эли, — но другие слова не опишут в полной мере всего моего негодования.

— Мой ещё хуже, — грустно улыбнулась она.

— Тогда ты меня понимаешь. Наверное, вам лучше держаться от меня подальше. — Чихнув, выругавшись и извинившись, шлёпнулся он на своё рабочее кресло за столом, продолжив причитать: — Неделю я буду ходить, точно дряхлый старик, а потом полмесяца уйдёт на восстановление. Ещё и игру в пятницу придётся пропустить. Ты-то хоть приезжай. Так же, накануне, — сурово посмотрел он на меня, опять продолжая: — Всю скорость растеряю. У привокзальных бомжей иммунитет лучше моего…

К счастью, появившийся в дверях Даниэль своим приподнятым настроем прервал поток сетований Ксавьера. Поприветствовав всех, похвалив «похожий денёк», пошутив о схожести своего имени с именем Эли, он предложил разогреть связки, распеться, и заодно ещё раз пробежаться по тексту песни.

Так пролетели полчаса. И вот уж шесть. Комната звукозаписи освободилась, и мы направились туда. Всё шло в своём штатном режиме, мы могли бы уложиться минут в двадцать-двадцать пять. Но пока я и Даниэль стояли за стеклом у микрофонов, записывая по несколько вариаций одних и тех же строчек, как хотел того Майер, он сам занимал Эли разговорами о том, для чего на пульте необходимы все эти «кнопки, штучки, примочки».

— Давай то же самое ещё разок, — скомандовал он, вновь пуская минусовку припева мне в наушники, пуская настолько громко, что я и не пел, скорее, пытался переорать музыку

Как выяснилось позже, Ксавьер просто объяснял Эли важность «сбалансированной звукопередачи».