Aтем

Поглотившая всё в округе холодом и потёмками ночь заставила их выбраться из парка наверх, к цивилизации. Туда, где можно было раздобыть чего-нибудь горячего. Впрочем, это не составило труда, ведь осенняя ночь довольно условна – большинство заведений ещё вовсю работало.

Купив по стаканчику ароматного капучино в каком-то фастфуд-кафе, они продолжили прогулку уже в кипящем жизнью городе. Дэниэль достала из рюкзака тёплый шарф с шапкой и, согревшись, окончательно расслабилась. А Штэфан не стал донимать её вопросами, занозой засевшими в его голове, лишь наслаждался воскресным вечером и своим напитком, молча слушая её невесёлый рассказ о герре Краусе – рассказ, поразивший его до глубины души. На что только ни способна вера человека! Так и Ганс Краус, старик, разменявший девятый десяток, отчаянно держался за последнее, что у него осталось, – веру. История его жизни непомерно печальна, а история старости пронизана куда большей скорбью.

Молодым парнем ему было суждено посвятить себя служению Рейху в войсках СС. Его основной обязанностью было поддержание порядка в одном из концлагерей для военнопленных, где он и повстречал свою будущую жену Мари – французскую разведчицу. Чудом им повезло пережить войну и остаться вместе, но из-за проблем со здоровьем Мари уже не могла иметь детей, из-за этих же проблем она скоропостижно скончалась двадцать лет назад, оставив мужа и сына – приёмного еврейского мальчишку.

И теперь, пребывая в ожидании скорой смерти, герр Краус страшился не старухи с косой, а самой жизни, решившей сыграть с его памятью злую шутку и сжечь мостик, что некогда связал его с женой. Именно поэтому он и брал уроки французского у Дэниэль и так отчаянно верил в жизнь после жизни. Верил, что там ждёт его горячо любимая жена, увидев которую, он сказал бы: «Tu m'as tellement manqu'e» – «Я так по тебе скучал».

– И как он справляется? – поинтересовался Штэфан.

– На удивление полон энтузиазма и рвения. Слова вовсе не стёрты из его памяти, их нужно лишь вытащить наружу, – отрешённо произнесла она, взглянув на часы.

– Я провожу тебя? – предложил Штэфан, но Дэниэль отрицательно мотнула бубоном забавной шапки. – Тогда в «Калейдоскоп»?

– В смысле, не нужно провожать, – через мгновение стёрла она своим ответом его поспешную радость. – Отсюда до меня ходит трамвайчик. Может, послушаем музыку в другой раз? – растерянно посмотрела она. – Завтра начинается мой первый рабочий день, вдобавок я с раннего утра на ногах… я…

– Всё нормально. В другой раз, – улыбнулся Штэфан.

Глава 2. ИЛЛЮЗОРНОЕ

1

С тех пор мы больше не виделись. Я улетел в Берлин, где должен был записать трек с одной малоизвестной группой. Первый день в студии дал чёткое представление о нашем дальнейшем сотрудничестве. И уже следующим вечером я понял – столица не отпустит меня так просто: на конец сентября мы запланировали здесь несколько совместных выступлений, на второе октября – акустическое шоу в Потсдаме, по случаю празднования Октоберфеста.

Всё прошло отлично. И третьего числа, полный творческих сил, я вернулся домой. Родной город приветливо встретил тёплым солнечным утром и вспыхнувшими красно-жёлтым пламенем деревьями. Чего не скажешь о Дэниэль – ни приветов, ни вспышек. За всё время моего отсутствия от неё не было ни смс, ни тем более звонков. Её же номера я не знал, а вновь бесстыжим образом явиться к её порогу и навязывать своё общество счёл глупым. Оставалось одно – спортивная площадка парка, где в первую нашу встречу там Дэни обмолвилась: «Это давно вошло в привычку».

Я стал чаще выбираться по утрам на пробежку и каждый раз уходил один, уходил с единственной мыслью. Чем больше я о ней думал, тем сильнее меня затягивало в это болото зацикленных мыслей. Разум медленно терял связь с рациональностью. Разум тонул. Пожалуй, так всегда бывает в начале любого влечения – ты ни черта не понимаешь, что происходит вокруг, лишь безвольно барахтаешься на вершине фонтана собственных эмоций. Однако когда сила, питающая источник, иссохнет, тебе придётся впечататься мордой в шершавый асфальт реальности.

Рассвет сменялся рассветом, это превратилось в навязчивую идею, какую-то нездоровую одержимость. Одним дождливым утром, вместо того, чтобы остаться дома, как наверняка поступила Дэни, я упрямо натянул непромокаемую ветровку и направился в шелестящий дождём парк. Бегать по скользким тропам было заведомо кретинской идеей, о которой я пожалел позже – в больничной палате, сидя на койке у рентген-аппарата. К счастью, всё обошлось банальным растяжением связок. «Несколько дней покоя и физиотерапия», – вот и все предписания.

Я вернулся домой и, прихватив гитару из студии, решил хоть как-то собрать хаотично блуждающие мысли. Прошёл час, за ним другой. Мне начало казаться, что, перебирая струны, я просто-напросто наматывал ещё больший клубок из спутанных нитей сомнений. Пролившийся из окон закат окрасил комнату теплом оранжевого бархата, но солнечный свет, запертый в замкнутом пространстве, действовал, наоборот, угнетающе, отчего и я ощутил себя загнанным в ловушку.

2