Athanasy: История болезни

– Газ… – предположил я и невольно задумался. – Может быть, облака, плотный туман. Пустые Города, такие же, как наш. Груды черепов на улицах. В Святых Протоколах Бытия наверняка написано подробнее, но я не очень люблю их читать.

– Ты так спокойно об этом говоришь.

– Трудно бояться того, чего никогда не видел.

Полианна резко свернула с прямой аллеи и потянула меня за собой. Она принялась блуждать между колоннами деревьев, сворачивая в случайных местах. Словно пыталась намеренно заблудиться.

– На самом деле я рада, что ты расстроился, когда я назвала эти водоросли подкрашенной водой.

– Э-э… Да?

– Тебе не всё равно. Ты всё ещё хочешь увидеть настоящие растения там, наверху. Ты не пропитался страхом.

– С этим я бы поспорил.

– А я живу в страхе.

«Чего может бояться такая красивая девушка?» – почти сказал я; хотел было отделаться глупой шуткой. Но остановило меня не смущение. Что-то в силуэте Полианны, в том, как она опустила плечи и замедлила шаг, подсказывало – она говорит очень серьёзно.

Если бы только я понимал людей лучше. Бригитта всегда знала, что нужно говорить в таких ситуациях – знала, но меня научить забыла.

Пришлось сказать что-то очевидное:

– Не бойся! Купол защищает нас от Фиолетовой Смерти. Защищал многие поколения и простоит ещё десять раз по столько же.

– Я боюсь не Фиолетовой Смерти. Я боюсь простой смерти, обычной, которая живёт здесь, с нами. Очень боюсь.

На мгновение я растерялся, не зная, что ответить. Мы шагали в тишине, наворачивая круги и петли между колоннами. Под ногами перемежались полосы света и тени: белая, зелёная, белая, зелёная… Словно детский леденец. Совершенно неуместный образ, но такой привлекательный.

Я принялся считать в уме соотношение числа пройдённых полосок к количеству необходимых для этого шагов.

– Никогда не задумывался раньше об этом… – неуверенно начал я. – Но недавно умер коллега моей сестры.

– В каком возрасте?

– Раннем. Он не был стариком, если ты об этом. Впрочем, странно думать, что он умер раньше своего срока, ведь срок ему определили Машины…

– Вот именно, Джоз!

Полианна отпустила мою руку и остановилась. Пришлось остановиться и мне – прямо посреди парка; одни столбы-деревья кругом, насколько хватает взгляда.

– Разве тебя не возмущает, – горячо проговорила она, – разве не злит, что Машины решают, сколько нам жить?

– Это их право и обязанность…

– Жизнь кого-то обрывается, едва начавшись, а кто-то влачит своё существование годами, не делая с этим даром абсолютно ничего. Несправедливо! Обидно!

– Что-то не помню, чтобы они звались Машинами Справедливости и Равенства, верно? – повторил я фразу Галена. Наполовину в шутку, желая разрядить вдруг сгустившуюся атмосферу; но Полианна посмотрела на меня так, как будто я сам внезапно обратился в омерзительного Главкона, которого нужно незамедлительно сразить и усечь голову.

Вместо того, чтобы поразить меня пылающим мечом, она сказала:

– Когда-то у меня был… Дорогой мне человек. Очень хороший человек. Он научил меня очень многому, и не только меня.

– И кто же это был? – кажется, я смог скрыть за обычным вопросом пронзивший меня укол ревности.

– Неважно. Важно другое. Он умер. Умер в сорок лет, и вместе с его смертью Город потерял очень многое. Я потеряла.

– Но Машины Любви и Благодати всем отмеряют по сорок лет. Это глубокая старость. Зачем жить дальше?

– Не говори мне о Машинах! Только не сейчас!

Она резко взмахнула рукой, как будто действительно вознамерилась отрубить кому-то голову:

– Мы не должны умирать так рано. Понимаешь? Не обязаны.

– Таков наш уклад.

– Уклад можно изменить. Можно изменить всё. Сам подумай, каких высот мы смогли бы достичь, будь у нас побольше времени!

– Каких? Ты хочешь стать министром?

– Мы могли бы выйти наружу.

Полианна тут же замолчала, словно испугавшись своих же слов. Она напряжённо уставилась на меня.

– Я не побегу доносить кланкам, – тут же сказал я.

– Я знаю. Если бы ты хотел, то сделал бы это раньше.

– Но я… я не согласен. Нам отмерена полновесная жизнь, в самый раз, не больше, и не меньше. Мы служим Городу, исполняем своё предназначение. А потом уходим. Долгая жизнь – это дар Франка самым достойным. Министрам, например.

– Ты действительно в это веришь, или повторяешь те слова, которым тебя научили?

«А есть разница?» – почти сказал я; на полпути к губам эти слова изменились:

– Я не знаю.

– Это хорошо. Хорошо, что не знаешь.

Странным образом мои слова как будто её успокоили. Она снова взяла меня под руку и зашагала вперёд, уже не пытаясь намеренно заблудиться в стеклянном лесу.

– Я хочу жить, господин Кавиани, – с неуместным весельем заявила она, – пощадите бедную девушку, уважаемый чиновник.

– Как-то не смешно.

– Подумай над этим. Чем дольше мы живём, тем дольше сможем пробыть вместе.

– Мы? Мы с тобой?

Я нервно посмотрел вперёд. Дверь выхода неумолимо приближалась, а Полианна всё ускоряла и ускоряла шаг. Время истекало, а разговор не становился яснее.

– Если что-то придумаешь и захочешь поговорить об этом серьёзнее, то оставь мне записку тут, у дерева-хлореллы.

– А если её кто-то найдёт?!

– Спасибо за интересное свидание, Джоз!