Athanasy: История болезни

Руки невольно потянулись к клавиатуре.

Экран вспыхнул белым светом открытых страниц. Тысячи строчек в сотнях таблиц. Как будто назло гипотетическому наблюдателю со стороны, ни в одной из таблиц нет итоговых данных. Что ж, паранойя Министерства оправдалась – наблюдатель реальный в лице меня ничего полезного почерпнуть не смог, даже имея доступ. Сотни чиновников, потеющих в бетонных клетках Столпа, не даром ели свой водорослевый паёк – результаты их многомесячных расчётов отправлялись не в документы, а напрямую на стол Министру Демографии.

Как жаль, что у неведомого гипотетического наблюдателя нет огромной мельницы чисел, способной перемолоть такое количество данных, с которым не справиться и целому этажу Министерства. Наверное, у такой мельницы было бы множество шестерёнок.

Как жаль, что у этого наблюдателя нет второго слагаемого – информации о ресурсах, которая доступна только чиновнику Министерства Социального Метаболизма достаточно высокого ранга. Например, начальнику отдела экономической симуляции.

Из моего горла вырвался хриплый истерический смех. Какая ирония. Какая удача.

Смех прервался так же резко, как и начался.

Удачи не существует – есть только вероятность; а шансы на такое стечение обстоятельств крайне малы. Кому-то очень нужна моя «перспектива» и «точка зрения», и этот кто-то – точно не Машины Любви и Благодати.

Душу охватила мрачная, обречённая уверенность в том, что моё время на исходе. И речь идёт не только о рабочем дне.

В квартире опять горел свет.

– Бомануар, я дома! – с наигранной радостью провозгласил я. – Ты накормил гостей?

– Простите, господин Кавиани, но я вынужден сделать вывод, что упрямство является характерной чертой вашей генетической линии…

– Говорю же, я не голодна!..

Голос Бригитты. Слышать его одновременно радостно и страшно. Радостно – потому что она жива. Страшно – потому что теперь она никогда не приходит ко мне просто так.

Я выпрямился, перестав снимать ботинки:

– Пойдём на крышу?

Бридж молча кивнула и встала с кровати, не выпуская из рук бутылку. В своём нежелании расставаться с выпивкой она теперь напоминала кланка, крепко сжимающего в кулаке любимую дубинку.

На улице уже начало темнеть. Лайтбоксы покрылись тучами, подсвеченными снизу багрянцем заката – словно где-то под экранами мерцали пожары недавних взрывов. Гексагоны настоящего неба приобрели цвет влажного бетона, по которому медленно плыли чёрные тени: может быть, это были водоросли; может быть, ангелы.

Я повернулся к Бридж:

– Прости, что втянул тебя во всё это.

– Ты каждый раз извиняешься, – она помахала рукой, как будто призывая весь Город в свидетели, – извинениями делу не поможешь. В конце концов, я сама втянулась.

– Как Полианна?

– Его заднейшество господин Ода опять угрожает, что она всё ещё жива.

– Так ты не смогла сама убедиться?..

– Я ничего не смогла! – внезапно взорвалась Бридж. – Я ничего больше не могу! Не смогла уберечь твою тупую задницу…

Она прервалась и принялась жадно пить из бутылки.

– Прости… – тупо сказал я.

Бридж на мгновение оторвалась от горлышка:

– Я уволилась из Управления Горных Дел.

– Что? Как, зачем? На что ты будешь жить?

– Сказала этому придурку, что хочу денег. Раз уж я теперь на него работаю. Так что теперь я – внештатный метаболит, здравствуйте.

В ответ я только хмыкнул. Никто даже не заметит, как один мелкий чиновник каждый месяц дописывает в одну строчку базы данных определённое число сабкойнов. Для министра Оды это меньше, чем мелочь – это пыль под ногами.

– Принёс? – спросила Бридж с деланно равнодушным видом.

Я достал из форменной куртки пачку перфокарт.

– Не понимаю, почему Фудзиро верит, что мне позволят найти что-то ценное, – сказал я, – на табличке моего кабинета не написано «шпион» только потому, что у меня нет таблички.

– Мне плевать, во что Фудзиро верит.

– Как думаешь, Полианна действительно жива?

– У нас нет выбора. Тебе остаётся только довериться чужим словам.

Бридж взяла паузу в разговоре и принялась опустошать бутылку с самоубийственной скоростью. Я со вздохом оглянулся и в очередной раз пообещал себе, что принесу на крышу стулья.

– Передашь записку Галену Сулайману в Министерстве? – спросил я у сестры. – Потом объясню, как его найти.

– Будет исполнено, господин Кавиани.

– Перестань.

– Затыкаюсь, господин Кавиани.

На лице Бридж промелькнула та самая издевательская ухмылка, к которой я привык с детства. Когда-то видеть её было привычно; теперь же она резанула ножом воспоминаний.

– По крайней мере, мы живы, – сказал я, улыбаясь так искренне, как только мог.

– Ага.

– Я клоню к тому, что могло быть хуже. Конечно, могло быть и лучше…

– Помнишь, ты спросил меня, что мешало мне жить спокойной жизнью? Не задавая вопросов?

– Да, конечно.

– Мне кажется… – Бридж скрутила и смяла пустую бутылку в руках так сильно, что пластик завизжал, словно живой. – Мне кажется, для нас не было варианта со спокойной жизнью. Мы всегда начали бы задавать вопросы. Или ты. Или я.

– Ну, если бы ты молчала, то и я…