Атхарваведа (Шаунака)

Языку РВ при всей его архаичности была свойственна тенденция к симметричному разращению форм, а также определенная подвижность, выражавшаяся в образовании ряда окказиональных форм. В АВ наблюдается стремление к большей рационализации, т.е. к избавлению от многочисленных ригведийских вариантов флексии и словообразовательных морфем, а также форм, образованных по аналогии[83]. Так, из многочисленных ригведийских аффиксов инфинитива в АВ отдается явное предпочтение инфинитиву на -tum[84], а из абсолютивов — форме на -tvâ; в глагольной системе исчезают формы так называемого плюсквамперфекта.

О более позднем характере языка АВ по сравнению с РВ говорят такие особенности, как малая употребительность формально и семантически неясного, крайне архаичного инъюнктива в глаголе (в АВ он изредка встречается только в модальных значениях), ограничения в употреблении форм субъюнктива (в РВ он выступал не только в функции наклонения, но часто также в качестве будущего времени) и наряду с этим распространение форм футурума на -sya- /isyâ-, пассива на -yâ-, каузатива на -paya.

Отдельные различия в языке АВ и РВ можно, видимо, считать диалектными или, во всяком случае, принадлежностью разных школ. Такова, например, разная трактовка интервокальных -d-, -dh- в РВ и АВ (в РВ они дают соответственно -l-, -lh-), или сандхи типа etân-t-sakhïn < etân sakhïn, не свойственное РВ, или выбор окончаний из разных серий в медиальном субъюнктиве[85], хотя с уверенностью здесь ничего нельзя сказать, поскольку о диалектах древней Индии этого времени слишком мало известно.

Жанр заговора оказывал непосредственное влияние не только на лексику и синтаксические конструкции этого памятника, но иногда и на особенности употребления отдельных слов или их разрядов. Например, явно неслучайным выглядит противопоставление в заговорах двух указательных местоимений: «этот» ауат и «тот» asau[86].

Такие синтаксические черты, как широкое употребление частиц, а также относительных местоимений в функции союзов в сложных предложениях, весьма распространенное бессоюзие, возможность несогласования придаточного предложения с главным, широкий круг значений придаточного определительного, предшествующего главному предложению, употребление причастных оборотов в функции придаточных предложений — все это объединяет АВ с РВ. В то же время некоторое усиление именного строя в АВ, выражающееся в более широком, чем в РВ, предикативном употреблении причастий или в более частом опущении глагола-связки, сближает АВ с позднейшими ведийскими текстами.

Самые сильные различия между АВ и РВ касаются области лексики и фразеологии. Как известно, лексика РВ весьма ограниченна в связи с культовым характером этого памятника. Она связана с восхвалением богов, с различными ритуалами жертвоприношения типа шраута и с некоторым количеством неизменно повторяющихся мифологических сюжетов. Высокий, иератический характер поэзии гимнов РВ имеет следствием широкую полисемию лексики вплоть до амбивалентности (наличия прямо противоположных значений) у определенной ее части, символизм многих слов[87].

Совершенно иная ситуация в АВ. В связи с тем что заговоры ориентированы на гораздо более широкую аудиторию, чем гимны богам, лексика АВ (во всяком случае, та ее часть, которая имеет денотатом вещный мир) несравненно богаче, чем в РВ. Она включает в себя большое количество слов, обозначающих предметы и понятия повседневной жизни, такие, как человек и части его тела, названия домашней утвари и сельскохозяйственных орудий, названия частей хижины, животных, змей, деревьев, трав, элементов пейзажа и т.п. АВ является первым источником терминологии в таких областях древнеиндийской науки, как медицина, ботаника, астрономия и др.

Большое количество новых слов в АВ (впервые в этом памятнике встречаются, например, такие слова, как astrâ «оружие», ünâ «недостающий», «нехватающий», pûspa «цветок», godhuma — «пшеница», vrïhi «рис», sutra «нить», sus «сохнуть» и др.) скорее отражает новые потребности, чем свидетельствует об использовании лексики, не попавшей в РВ[88]. Число слов, заимствованных из неиндоевропейских источников, в АВ заметно возросло по сравнению с РВ. Это относится как к словам австроазиатского происхождения (а таковые были уже в РВ[89]) типа sarkota — название змеи, tilà «сезам», masa «боб» и др., так и к дравидийским заимствованиям: kurkurà «собака», kùnapa «труп», bilvà — название дерева Aegle marmelos и др.[90].

* * *