Атланты небо уронят

Ты бы знал, как мне жаль,

Я иду на медаль

За неумение показывать чувства.

Кто-то любит и ждет,

Кто-то ищет – найдет,

Голубь сверху подкинул нам хлеба.

Люди просто пошли,

Мы с тобой возвели

Из картона стены до неба.

Картон как бетон,

Я здесь, а там он,

Не разрушить свои же преграды.

Зачем, мне скажи,

Вокруг миражи?

И фальшивые двери-награды?

Это просто как шаг.

Он не друг и не враг,

Да мы, в общем-то, люди чужие.

Но он хочет помочь,

Я гоню себя прочь,

Куда грешить, мы и так не святые.

Но я не буду одна,

Мы вдвоем – сатана,

Да, нам море уже по колено.

И уже не сбежать,

Остается дышать,

И все страхи покажутся тленом.

Кто научил бы

Я отдаю себе отчет, что родилась я некрасивой.

Меня учили держать ответ,

Меня учили говорить слова,

Меня учили твердому "нет",

Меня учили молчать на "да".

Но кто бы научил меня быть счастливой!

Друзья твердят: все будет "ок"

Друзья твердят: все будет "ок".

Играя смех, я лицемерю,

Что мне за дело до их слов?

Раз я сама в себя не верю.

Если с обрыва – камнем вниз,

Лежу без сна посреди ночи.

Стучит гроза мне об карниз,

Как будто внутрь дома хочет.

Мне говорят: все хорошо,

И я гоню дурные мысли,

Так часто мню себя большой,

Теряя тридесятый смысл.

Теряя путь, иду в тупик,

Кирпич уперся под лопатки,

Забыла в ливень дождевик…

Здесь упаду – и взятки гладки.

Не надо ничего решать,

Лишь вид на небо звездопада.

Проблемы можно избежать:

Есть лишь тупик, гроза, прохлада

Мезальянс

Отец – министр, а парень – солдат.

Мезальянс, с какой стороны не посмотришь!

Подобной судьбе для дочки не рад,

Ей родитель кричал: "Ты семью опозоришь!

У него – ничего, погоны да честь…

Совесть и пусто совсем в кармане,

Посмотри на других, своя фирма и сеть,

Не обо мне подумай, о маме!"

Только мама давно у неё умерла,

Нечестный был ход, он давил на больное.

Дочь тихо сказала: мама бы поняла…

Отец закурил, нахмуривши брови.

У других машины, дела не плохи,

Положение, выгода, дом и дача,

Но только тот парень читал стихи,

Её защищая мог дать другим сдачи.

Он дарил ей не розы, другие цветы,

Которые пахли зноем и летом.

С ним отступала боязнь темноты,

А еще он оказался добрым поэтом.

Семейный обед, отец парня позвал,

Тот пришел в форме, высок и серьёзен,

А когда прошёл первой встречи накал,

Отец позвал покурить и был очень грозен.

Отец её неразговорчив и хмур,

Надел-снял очки, откашлялся, начал:

"Послушай меня, ты же умный, Тимур,

Так не делай из дочки моей неудачу,

Ведь у нее вся жизнь впереди…"

У нее впереди, у него будто сзади.

Горели огнем его сапоги,

Топча крыльцо, нагретое за день.

Что ему рассказать? Что въелась под кожу?

Что без неё он будто не жив?

И что отец зря настолько тревожен,

Что любит её без жажды нажив?

Ничего не успел, дверь скрипнула тихо,

Его счастье вышло вдруг на крыльцо:

"Не будил бы ты, папа, семейное лихо,

Ты тоже женился после ссоры с отцом…"

Отец поразился: откуда узнала?

Когда-то он сам полюбил её мать.

Родня вся неделю ещё причитала…

Одна фраза повернула прошедшее вспять.

"Если ты против, благословит нас дедуля!

Он мне всё про тебя рассказал!"

Опустила глаза и негромко вздохнула,

Какое-то время отец молча стоял.

Дочка ушла, а парень остался:

– Я люблю её сильно, больше жизни люблю!

– А может, и к лучшему, что ты ей достался…

Смотри, береги теперь дочку мою!

Нелепая Элли

Я врываюсь в отточеный кадр:

Моя улыбка нелепа, а жесты смешны.

Я будто неловкий кентавр,

Я гигантская Элли в мире, где Жевуны.

И я чувствую себя героем

Из рекламки, брошенной на серый асфальт:

По мне люди обезумевшим роем,

Но моя улыбка как прочный базальт.

Возможно, дожди не помеха:

Прочная бумага, восхитительный глянец,

Но, знаете, уже не до смеха,

Когда тебя в пучину затянет.

Недоверчиво и осторожно,

Не похоже на девушек в великом кино,

Кому скажешь, что так тоже можно?

Голоса осуждения сольются в одно.

Ведь ты, увы, не героиня,

Которой сойдут все земные грехи.

Ты одна на тонущей льдине,

И вся твоя жизнь в двух строчках сухих.

Потерянные

Мы встретились под игом неоновой лампы,

В полумраке огней ярко-голубых.

Мы те, кому пришел отказ эскулапа,

Особый вид новых душевнобольных.

Ты не веришь себе, не веришь в Бога и Чёрта,

Я готова верить сразу да всем богам,

Стукнув по плахам столов потёртых,

Мы решили, что рано пока по домам.

Твоя супруга к моему мужу:

Такой сумасшедший и пьяный сюр,

В голове гул басов, мой голос простужен,

Люди не люди, а куча скульптур.

Мы решили, не будем ждать до рассвета

И вышли вместе в безлунную ночь.

Шум машин, огни, свист ветра и лето,

Я знаю, у нас родится сын или дочь.

Мы потеряны вместе, уже четверть века,

Как мы ищем лекарство от боли в душе.

Я чувствую рядом плечо человека,

Наша жизнь это ролик на монтаже:

Разрезы, эффекты, переходы, потери

И склейка неловких шагов новичка,

Яркий свет от неона, открытые двери,

Соединившая судьбы рука.

А вы мне про добродетели…

А вы мне про добродетели,

Кого отправили, кого встретили,

Я киваю глазами полными,

Что плещутся ниже волнами.

Я накручена, напружинена,

Жизнь счастливо мы прожили бы,

Если бы не это, главное,

Чтобы молчание было – явное.

А я закричу в три голоса,

На голове встали дыбом волосы!

Это я молчала как рыба?