— Это самый большой день для Арутаки, — начал он. — А почему? Среди нас губернатор, отец Туамоту. И еще двое. Нас посетили и два других фарани. Зачем они здесь? Может, для того, чтобы слушать наши песни, смотреть танцы, вдыхать аромат тиарэ? Нет, они приехали ради нашего блага. Один хочет сделать нас богатыми, увеличив доходность кокосовых рощ Арутаки, другой покажет, как надо лечиться, чтобы дольше сохранить свою жизнь. А вот человек, который заботится о двигателе правительственного корабля, плавающего с атолла на атолл по всему Туамоту. Здесь сидят и другие попаа, которые потеряли свой карабль на нашем рифе. Они потеряли, а мы выиграли. Что мы выиграли? Но разве мы не видим, что попаа любят туамотуанцев, а туамотуанцы любят попаа?
Здесь Фареуа замолчал, подыскивая слова, чтобы сказать еще что-нибудь, но, беспомощно оглядевшись вокруг, смог лишь пробормотать:
— Это правда.
Тогда губернатор, видя волнение Фареуа, поднялся и ответил ему также от всего сердца.
— Это правда, совершенная правда, — сказал он. — Туамотуанцы созданы, чтобы понимать и любить попаа, будь они фарани, американцы или жители другой страны. Сказано, что все люди — братья, но многие люди на земле забыли об этом, и им было бы полезно ненадолго приехать на Туамоту, чтобы вспомнить эту истину.
Поистине незабываемый день!
По недаром сказано: с венками встречают гостей и с венками провожают. Встречают с радостью, а провожают со слезами.
Как печален был следующий день, когда речь зашла об отъезде гостей с Арутаки! Фареуа и Другие члены совета семи сочли неуместным обсуждать в такой день с губернатором интересующие деревню вопросы о расширении пристани, о навесе для копры и материалах для спортивной площадки. Впрочем, губернатор, как бы разгадав их мысли, заговорил первый и обещал вскоре сделать все необходимое.
«Тамарин» направился на островок, чтобы забрать багаж потерпевших кораблекрушение и отвезти его в Папеэте, прежде чем продолжить поездку по Туамоту. Как пусто станет завтра в деревне! Попаа говорили, что вернутся. Но нет, они не вернутся никогда! Лишь остов корабля на рифе будет напоминать жителям атолла об этих событиях.
Билли нашел Матаоа на пороге хижины. Он наблюдал за тем, как Тена обучала Сару и Дороти плести венки.
— Сходи за своей невестой, и ступайте вместе к вождю, господин и госпожа Хиггинботем хотят вас видеть. Я тоже буду там.
Матаоа и Моеата внимательно слушали Билли, который старался слово в слово перевести все, что говорили Гарри и Мэри. Фареуа тоже слушал.
Мэри и Гарри не забудут двух молодых людей с островка, проявивших столько участия к их судьбе. Останки корабля на рифе — это смерть, в то время как двое молодых людей, Моеата и Матаоа, — олицетворение жизни. Они всегда будут помнить, как юноша бросился им на помощь, рискуя собственной жизнью. Они богаты. Потеря судна невозместима для их сердец, но материально они не пострадают, так как получат за пего страховую премию. Они тронуты историей Матаоа и Моеаты, знают, что в ближайшее время те поженятся, и просят их принять половину того, что они оставляют на Арутаки. Таким образом, молодые люди сохранят память о них и приобретут много полезных вещей для своего будущего дома.
Когда они вышли из хижины Фареуа, Моеата сказала Матаоа, что она беременна и надеется, что у них будет мальчик.
Когда в очередной раз прибыла «Ваинианиоре», с нее сошли два попаа. На лодках они переправились на риф, где лежал остов «Южного ветра». Потом их видели с Ли Мином, который не отходил от этих людей до самого отъезда. Спустя два месяца, через несколько дней после свадьбы Матаоа и Моеаты, Ли Мин получил документ на владение судном, потерпевшим кораблекрушение. И корабль и все его содержимое теперь принадлежали ему.
Незадолго до своей смерти старый Амбруаз предупреждал, что после войны цена на копру понизится. И действительно, после объявления об окончании военных действий, задолго до возвращения тихоокеанского батальона в Папеэте, она упала сначала до десяти, а затем и до девяти франков.
Ожидали, что падение цен остановится, но помощник капитана «Ваинианиоре», вскоре прибывшей на атолл, сообщил, что цена сухой копры хорошего качества установилась в восемь франков, то есть не выше той, что существовала в Европе до войны. Эту новость обсуждали на деревенской площади и в каждой хижине.
Что делать? Сложить мешки под навесом и ждать повышения или хотя бы стабилизации цен или, наоборот, опасаясь дальнейшего понижения, немедленно отправить копру в Папеэте? Решать нужно было быстро, так как шхуна уходила через несколько часов.