Атолл

Как только торговец, купивший у Матаоа первую партию раковин, узнал, что тот поправляется, он прислал курицу и передал через своего посланца, что куриный бульон подкрепит силы ныряльщика. К этому он добавил пожелания здоровья и процветания. Матаоа был тронут таким вниманием: торговец с Таити открыто демонстрировал свое уважение к Матаоа. Разве он поступил бы так, если бы Матаоа не считался хорошим ныряльщиком, и не обещал стать, быть может, лучшим на Туамоту? В том, что с ним произошло, не было ничего необычного — его профессия связана с риском. Можно сказать, что Матаоа легко отделался, он оказался достаточно выносливым. Двум другим меньше повезло — они умерли в течение нескольких дней.

Один из них, новичок, как и Матаоа, проиграл в кости большую сумму. Стараясь наверстать упущенное, он, видимо, не рассчитал свои силы и не смог подняться. Когда его вытащили, он был мертв. Другой — жизнерадостный крепыш двадцати пяти лет — сам выбрался на поверхность, но затем потерял сознание и через некоторое время скончался. Говорили, что он давно уже ощущал недомогание и перебои в сердце. Что касается случаев таравана, то их даже не считали. К людям возвращались старые таравана и возникало много новых, как всегда в конце сезона.

У Матаоа не было признаков таравана. Но не думал ли он, что сможет в свой первый сезон собрать около двух тонн совсем без происшествий?

Кроме Мато, Техины, Тепоры и фельдшера Матаоа решил пригласить на курицу и торговца. Он попросил Хаамару наловить побольше рыбы, чтобы приготовить торжественный обед.

Торговец принял приглашение Матаоа, но из вежливости ни слова не сказал о раковинах, сложенных под небольшим навесом. Он мало говорил во время обеда, скромно и внимательно слушал других. Фельдшер был в ударе и рассказывал множество историй, происшедших с ныряльщиками за три сезона. По правде сказать, он не отличался скромностью. Он утверждал, что лечит лучше, чем многие врачи на Таити, которые знают только то, что написано в книгах, но имеют мало практики. Кроме того, он слишком уж многозначительно поглядывал на Моеату, не обращая внимания на смущение молодой женщины.

В конце обеда торговец отозвал Матаоа в сторону:

— Что ты собираешься делать с уловом?

— Ли Мин просил меня оставить раковины для него, он поручил приемщику грузов с «Ваинианиоре» проверить товар и привезти на Арутаки.

— Ты ему обещал?

Матаоа заколебался. Фактически он не давал обязательств Ли Мину, а лишь выслушал его просьбу. По правде сказать, он предпочитал продать весь свой улов этому торговцу, манеры и лицо которого нравились ему.

— А ты хочешь купить?

— Почему бы и нет? Если эти раковины не хуже первых, я дам тебе сто восемьдесят, а может быть, и сто девяносто франков за килограмм.

В последние месяцы цена на раковины колебалась между ста восемьюдесятью и ста девяноста франками. Матаоа устраивало предложение.

— Тогда я продам раковины тебе.

— Хорошо, я приду завтра утром. Только вот что: я израсходовал за последние дни все деньги и уплачу тебе в Папеэте. Тебе придется подождать. Ты приедешь на июльские праздники?

Почти все хорошие ныряльщики собирались на праздники в Папеэте. В конце концов не пора ли и ему повидать Таити? Кроме того, поездка будет носить деловой характер, ему нужно оформить продажу улова. Что подумают о нем, если он сразу возвратится на Арутаки, как старик или ребенок? Не раздумывая ни секунды, Матаоа ответил, как если бы это решение созрело у него давным-давно:

— Конечно, поеду!

На следующий день Матаоа и торговец — его звали Чанг — сошлись на ста восьмидесяти пяти франках, что составляло за тысячу триста пятьдесят килограммов круглую сумму — двести пятьдесят тысяч франков. Матаоа получит ее в конторе Чанга спустя два или три дня после возвращения последнего в Папеэте.

Что касается Хаамару, то, когда подвели итог, выяснилось, что он не только потратил свою часть от первой продажи раковин — двадцать пять тысяч франков, но забрал еще двадцать тысяч вперед в счет платы за следующий улов. Куда он девал все эти деньги? Проиграл в кости. Вот поино! Следовательно, ему причиталось лишь тридцать тысяч франков из двухсот пятидесяти тысяч, которые Матаоа получит в Папеэте. И кто знает, не проиграет ли он до отъезда с Такароа и эту сумму! Разве Хаамару не хвастался, что, имея в кармане десять тысяч франков, сможет отыграть все, что потерял с начала сезона?

* * *

— Знаешь что? — весело сказал Матаоа Моеате. — Мы отправляемся в Папеэте на июльские праздники!

В его голосе звучали фальшивые нотки. Он знал, что Моеата откажется, и применил замаскированную хитрость. Он хотел, чтобы жена отпустила его одного. Матаоа упрекал себя в лицемерии. Ведь Моеату страшила даже поездка на Арутаки, как же может она согласиться на столь длительное путешествие по морю?

Она ответила:

— Я не поеду.

— Но нужно получить деньги в Папеэте!

— Поезжай сам.

Он был ошеломлен тем, что так легко добился ее согласия.

— Ты правда так думаешь?

Но у нее были свои соображения:

— Ты побудь там между двумя рейсами и привези мне швейную машину.