Атомный ангел

– С другой стороны, – возразил Квойт, – реактор обслуживают в среднем от четырехсот до тысячи человек, найти среди них шестерых не так уж сложно. Однако в свете связи с мистером Шледером я полагаю, что «Ангел» выбрал второй из возможных путей – ядерный взрыв. Эффективнее всего поместить ядерный заряд внутрь активной зоны. Даже очень небольшой заряд способен запустить цепную реакцию, которая полностью испарит ядро реактора – в сущности, превратит его в огромную атомную бомбу. Сам взрыв в сравнении с другими ядерными взрывами может быть не слишком мощным, однако приведет к беспрецедентному выбросу радиации – во много раз больше, чем можно достичь любым современным атомным оружием.

– Как же пронести заряд в активную зону? – спросил Файфшир.

Квойт улыбнулся. В первый раз я увидел его улыбку, и зрелище было не слишком радостное. Точь-в-точь такое выражение я видел однажды на морде удава, только что проглотившего кролика.

– Замаскировав его под топливный элемент, – ответил он.

Наступило долгое молчание. Квойт продолжал:

– Внедрить на АЭС шестерых своих людей, пожалуй, трудновато; но пронести туда небольшой топливный элемент, нескольких футов в длину и нескольких дюймов в диаметре, никакого труда не составляет. Сотни таких элементов поступают туда каждую неделю.

Никто и глазом не моргнет.

– Во всех реакторах используется один и тот же тип топлива? – спросил Файфшир.

– Нет, топливные элементы отличаются от реактора к реактору. Однако, как правило, топливные компании производят топливо для разных реакторов.

– И как топливо попадает в реактор?

– Тоже по-разному. Некоторые типы реакторов – более старые модели, а также водо-водяные реакторы – на время подачи топлива отключаются. Это происходит раз в три месяца, в полгода или в год в зависимости от типа реактора. Во многих типах реакторов дозаправка происходит постоянно и автоматически. Например, в реакторе используется одновременно двадцать восемь тысяч топливных элементов, срок их службы – приблизительно год. Около тридцати пяти штук каждый день извлекаются и заменяются новыми. Всего один сообщник на топливном складе – вот и все, что требуется, чтобы в нужный день подменить один из элементов ядерным зарядом.

– Для многих реакторов работает эта ваша теория?

– Если диверсию планируется провести в определенный день, ориентируясь на направление ветра, маловероятно, что речь идет о реакторах, которые на время заправки отключаются. Значит, выпадают шесть, в том числе Сайзуэл и Хантспил-Хед. Мы знаем, что террористы дожидаются западного ветра – значит, отпадают АЭС на восточном побережье: с них западный ветер унесет всю радиацию в море. Таким образом, у нас остаются одиннадцать АЭС и двадцать восемь реакторов. Стоит вспомнить также, что радиоактивное заражение Южной Англии может произойти не только вследствие диверсии на Британских островах. Монт-д’Аррэ в Бретани и Фламанвиль в Нормандии, взорванные при юго-западном ветре, вполне могут сделать юго-восток Англии непригодным для жизни. То же можно сказать и об АЭС в Бильбао: диверсия на ней будет опасна для всей южной части Англии.

– А сможет достичь Британии радиация от взорванных американских реакторов? – спросил я.

– Скорее всего, за такой срок она рассеется в воздухе. Впрочем, если заражение массированное, конечно, дышать таким воздухом опасно.

– Но не так опасно, как прыгать в мельничный пруд?

Если б взгляд Квойта излучал радиацию, я уже лежал бы мертвым.

– Вы предупредите другие страны? – спросил я, повернувшись к Файфширу.

– Нет, – ответил он. – Пока нет. Не скажу никому – ни здесь, ни за границей, ни нашему премьер-министру, ни президенту США. На мой взгляд, единственная наша надежда – секретность. Те, кто действует в нашей стране, не знают, что рассказал вам Ахмед, и не подозревают о том, что нам известно. А единственный человек, который мог бы заговорить, сейчас лежит в морге в Виндхуке. Рассказать об этом кому-то еще – все равно что отправить депешу прямиком в Россию. К сожалению, именно такова «секретность» секретных служб. Я расскажу остальным только в двух случаях: если мы будем знать, кого и где задерживать, или если почувствую, что мы ничего больше не можем сделать. Пока еще мы можем сделать многое. Вы, Флинн, чертовски многое можете сделать. Знаете, как говорят в авиации: ветер под крылом и солнце в спину!

Я кивнул. Шефа МИ-5 потянуло на лирику; значит, он полон энтузиазма, а энтузиазм Файфшира обычно готовит мне неприятные сюрпризы.

Файфшир повернулся к Квойту:

– Если вы, Айзек, правы насчет топлива, то наш друг Дейк Шледер прекрасно вписывается в картину, не находите?

– Безусловно. «Шлед-Атом» – или нет, наоборот, «Атом-Шлед» – вполне может собрать такой элемент. Но зачем тогда Шледер шантажирует Уэлли? Какой смысл? Уэлли не занимается закупками топлива. В Великобритании этим занимается «Британское ядерное топливо», однако они не покупают топливо, а сами его изготовляют.

– Уэлли с ними как-то связан?