Все промолчали, когда Буторин снова ушел с бумажным свертком в соседнюю квартиру. Сегодня Вера была дома. Она отсыпалась после суток, проведенных на фабрике. Но когда хлопнула входная дверь, девочка сразу проснулась и встала с кровати, накинув на плечи пуховый материнский платок. Худенькая, с узкими плечиками, впалыми щеками, в потрепанном платье, из которого давно выросла, она выглядела сейчас воробышком, игрушкой, которую потрепали и бросили дети. И чулок, сползший с одной коленки, и всклоченные волосы.
– Дядя Витя! – искренне обрадовалась Вера.
У Буторина сжалось и заныло сердце. Вот зачем я приучаю их к себе, заставляю привыкать? Уеду, и, может быть, мы больше не увидимся никогда. И что с ними тут будет? Вот я сволочь бессердечная! Но тут же он стал себя уговаривать. Детям не хватает взрослой заботы, тепла родительского. А они теперь сироты. Так хоть еще немного человеческого тепла, веры во взрослых людей, веры в чудо, черт меня возьми!
– Как Надюшка? – спросил Буторин, кивнув на кровать, где, завернувшись в одеяла, спала младшая девочка.
– Все хорошо, дядя Витя, – заверила старшая сестренка. – Она хорошо себя чувствует. А ноги у нее отекли, так это пройдет. Говорят, теперь с продуктами будет лучше. Я ее выхожу, вы не сомневайтесь!
– Я и не сомневаюсь, – грустно улыбнулся Буторин. – Я верю и в тебя, и в твою сестренку. Вот вам еще продукты. Самое главное, шоколад для Нади.
Они сидели и пили чай. Настоящий душистый чай. Буторин настоял, чтобы Вера положила себе в чай сахар. Он подумал, что не хватает еще лимончика, только бы одну дольку девочке. А еще блюдечко варенья! Хоть ложечку. Клубничного, ароматного…
Они пили чай и разговаривали. Буторин рассказывал, что немцев бьют и все дальше отгоняют от города. Что теперь Ленинград будет спасен. А Вера рассказывала, как они эти месяцы работали на фабрике, как было тяжело и порой хотелось плакать от усталости.
Виктор сидел, прихлебывал чай и посматривал на девочек. Что у него творилось в душе, знал только он один. Так разрываться на части было выше человеческих сил. Буторин боялся вопроса. И боялся своего ответа. Он боялся и того, что девочки этого вопроса не зададут. И ему придется уйти. А что потом, дальше? Он ждал и боялся, что старшая Вера или маленькая Надя вдруг спросят: «Дядя Витя, а когда немцев прогонят, вы возьмете нас к себе?»
Буторин поставил чашку и сказал, что ему пора идти. Фраза получилась деревянной и неискренней. Он потер руками лицо, чтобы хоть как-то скрыть неловкость, возникшую в этой паузе. А в голове вертелась одна мысль: «И за это, гады фашистские, вы тоже мне ответите!»
Вера и Надежда, думал Виктор, когда они вчетвером спускались по лестнице. Вот что нам нужно всем: Вера и Надежда. И еще Любовь…
Глава 4
Когда группа, промерзшая в шинелях на ветру, с раскрасневшимися лицами, торчащими из офицерских шапок с опущенными «ушами», ввалилась в отведенный им кубрик, первым на месте замер Шелестов. Остальные, едва не споткнувшись о своего командира, тоже замолкли и замерли на месте. У окна, положив ногу на ногу, склонившись над картой побережья Норвегии, сидел Платов в общевойсковой форме с генеральскими погонами.
– Ну что встали? – не отрываясь от карты, спросил начальник. – Раздевайтесь, чайник на печке, кружки в тумбочке. Там, кстати, и консервы, и хлеб, и картошка вареная.
– Здравия желаю, – нестройно пробормотали члены группы, начиная расстегивать шинели и стягивая шапки.
Шелестов не особенно удивился. Правда, появление Платова именно в момент их прибытия на базу Северного флота в Полярное несколько озадачило Максима. Но он, скорее, удивился бы, если бы Платов не приехал вовсе. Все же дело было необычным и важным. Слова Берии не выходили из головы Шелестова.
Пока ребята доставали посуду и готовили еду, Максим подсел к Платову. Тот повернул к нему карту.
– Подготовка прошла успешно? – спросил он Шелестова. – Ну да, это вопрос риторический. Я получил рапорты и отзывы о каждом из вас. В целом я удовлетворен. Теперь вы мне расскажите о ваших контактах с профессором Гороховым.
– Горохов. – Шелестов откинулся на спинку стула и задумчиво потер подбородок. – Вообще умный мужик. Понял больше, чем я ему сказал. Между строк понял.
– Ну так профессор, физик, – усмехнулся Платов. – Я и не сомневался в его способностях. Так чем он вам помог и помог ли?