Атомный перебежчик

– У меня есть сведения, что партизаны на севере ждут «гостей». Поскольку их готовили в Советском Союзе, то можно подозревать, что придут как раз советские разведчики. Нам удалось блокировать партизанскую группу, которая устроила диверсию на побережье, но они чудом выскользнули из западни. Я полагаю, что не стоит сейчас активизироваться. Пусть они дождутся «гостя», потом нам легче будет взять его.

– Разумно, – согласился Ветцлер. – Подготовьте мне отчет завтра к вечеру со ссылкой на ваши источники. Я буду докладывать в Берлин, и мне понадобятся факты, а не домыслы.

Обсудив дальнейшую тактику розыска, работу с агентурой, оберштурмбаннфюрер отпустил помощников. Он снова подошел к камину, закурил и, облокотившись о каминную полку, стал смотреть на огонь, периодически глубоко затягиваясь сигаретой.

Что-то странное происходит вокруг этого Венге. Несколько человек на заводе арестованы, включая двух немецких специалистов. Все, кто реально мог что-то знать, кто просто обязан был оказаться свидетелем побега ученого с территории завода, в своих показаниях ничего ценного не сообщили. А ведь ко многим из них применялись довольно жесткие способы допроса.

Венге не мог просто испариться, он не умеет ходить сквозь стены, не умеет летать по воздуху. Но ученый исчез с завода, и никаких версий в настоящий момент у Ветцлера не было. Чертовщина какая, но вот как раз в мистику оберштурмбаннфюрер и не верил. Но если нельзя пойти по следу исчезнувшего ученого, то можно устроить в некотором роде засаду, которая позволит отследить тех, кто придет к Венге от русских или от англичан и американцев. А уж они будут знать, где он, у них будут способы узнать это. И тогда они, сами того не зная, выведут на Венге гестапо.

«Мы все время опаздывали, – думал Ветцлер. – Мы опоздали с началом «Уранового проекта», слишком поздно оценили идеи ученых в этой области, слишком поздно оценили практическую пользу. Мы опоздали с этим заводом и оккупацией Норвегии. Французы успели вывести из Веморка весь запас тяжелой воды. А хранилось ее на заводе чуть ли не тонна. Чтобы произвести такое количество снова, нужно время, много времени, потому что это процесс небыстрый. Хорошо, что хоть завод надежно защищен, среди партизан этого района работает агентура гестапо. Кажется, угрозы нет. Теперь бы найти Венге, и тогда можно вздохнуть свободнее».

Англичанин сидел напротив, закинув ногу на ногу и покачивал носком коричневого ботинка с высокой шнуровкой. Коган наслаждался сухим бельем, которое ему дали норвежцы, и чашкой горячего чая с добавлением каких-то трав и меда.

– Вы говорите достаточно убедительно, – старательно выговаривая русские слова, кивнул англичанин. – Но нам нужны веские доказательства того, что вам можно полностью доверять.

– Во-первых, – хмыкнул Коган, – где я вам возьму вот прямо сейчас такие доказательства? Мы не готовились к встрече с вами. А во‐вторых, что означает в ваших словах «нам нужны веские доказательства»? Вы руководитель местной ячейки Сопротивления? Вы не норвежец. Я думаю, у норвежцев есть свой командир, который вправе принять решение.

– Не обольщайтесь, – улыбнулся англичанин, – среди норвежцев разногласия. Есть мнение, что вас нужно расстрелять.

– Хорошо. – Борис отставил чашку и сложил руки на груди. – Я понял, вы их куратор из Англии. Вы, видимо, представитель Управления специальных операций. И к вашему мнению они прислушиваются. Скажите мне, чем, каким поступком и какими действиями я могу заслужить доверие у вас и у норвежских партизан. Сплясать вам «барыню», спеть «калинку-малинку», сыграть на балалайке?

– Вы хорошо держитесь, – одобрительно заметил англичанин.

Но договорить он не успел. В комнату вошли двое. Один, нервный тип, который не понравился Когану еще в момент первой встречи, и коренастый мужчина с обветренным лицом и густой с проседью бородой. Мужчина сел рядом с англичанином и положил ладони на колени. Он смотрел прямо и твердо. «Моряк или рыбак, – подумал, глядя на него, Борис. – Человек, который умеет принимать решения».

– Меня зовут Альвисс Баккен, – с ужасным акцентом заявил мужчина. – Я много плавал до войны, ходил на разных судах с русскими. Я знаю русских. Мы не пощадим врага и предателя. Но мы всегда протянем руку дружбы русскому, если он разделяет нашу ненависть к нацистам и готов к борьбе вместе с нами.

– Как я могу доказать вам, что я друг? – спросил Коган. – Только не требуйте от меня предательства своей Родины и своих товарищей. Это ведь и ваши законы, законы любых патриотов.

– Мы не будем требовать от тебя каких-то сведений, – отрезал Баккен. – Нам это не нужно. Если ты друг, мы поможем тебе. Но ты сначала докажешь, что ты друг. А для этого ты пойдешь с нами. И будешь сражаться с нацистами в открытом бою. Если ты струсишь или мы поймем, что ты предатель, тебя убьют. Ты согласен?

– Согласен, – кивнул Коган. – Вы хотите узнать, буду ли я убивать фашистов? Буду! Можете меня называть Борис.