И, развязав наши узы, он дал нам пищи и вина, и собственными руками перевязал раны моего отца, убившего многих из его лучших всадников. С тех пор мы служим гуннам. Нам никогда не пришлось в этом раскаиваться. Отец мой умер, пронзенный римской стрелой, и на смертном одре под самой страшной клятвой, данной мною от всего сердца, взял у меня обещание вечной ненависти к Византии и Риму и непримиримой с ними вражды. Клятву эту я должен завещать моим детям, и так передавать ее из рода в род. Я исполнил его завет!
-- Исполнил вполне? -- после долгого молчания спросил Максимин. -Разве у тебя есть сын?
--Да!
-- И ты воспитываешь его в ненависти к римлянам и для мщения Риму? И он дал эту клятву?
-- Конечно, римлянин! И намерен свято держать ее! -- раздался звучный голос. Прекрасный стройный мальчик лет пятнадцати, незаметно шедший все время за Эдико и слышавший весь разговор, выбежал вперед, обнял отца и убежал.
-- Вот мой сын. Он будет верен своей клятве, мой Одоакр!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Когда утром послы вышли из дома, чтобы отправиться в обратный путь, они с изумлением увидели, кроме приготовленных для них носилок, повозок и лошадей, еще несколько повозок и превосходных коней.
-- Подарки Аттилы для вас, -- пояснил Эдико и, откинув крышу одной из повозок, указал на высокую кучу мехов. -- Смотрите, это драгоценнейшие меха, которые у нас носят только князья. Но погодите! Вас ожидает еще подарок, и мне поручено было позаботиться о нем. Я также должен проводить вас до границы.
-- А где Вигилий?
-- Он уже отослан вперед! -- отвечал Хелхаль, который должен был составлять почетную свиту послов, хотя и на небольшое расстояние. -Господин наш полагал, что вам неприятно будет ехать вместе со связанным предателем.
-- Право, этот варвар непостижим. Он полон противоречий, -- сказал Максимин Приску, -- то он жаден на золото не меньше византийского фискала, то щедр до величия. Он меня положительно изумляет. Я предложил ему выкуп в 500 золотых за вдову моего друга, префекта Ратиарии, взятую гуннами в плен вместе с детьми, но он только серьезно посмотрел на меня и отдал мне всю семью, отказавшись от выкупа. Что побуждает этого корыстолюбца к таким поступкам?
-- Ты понравился ему, старик, -- сказал Эдико, слышавший последние слова, -- и он не хотел уступить тебе в великодушии. У него много недостатков, но мелочности в нем нет. Он велик даже в своих заблуждениях!
Подъехав в сопровождении Эдико и Хелхаля к южным воротам лагеря, послы были встречены большой толпою мужчин, женщин и детей, радостно приветствовавших их восклицаниями на латинском и греческом языках.
-- Что это за люди? -- с изумлением спросил Максимин. -- Судя по одежде и языку это римляне?
-- Да, римляне, -- отвечал Эдико, -- триста пятьдесят человек, доставшихся на долю личной добычи господина. Он отпускает их в честь тебя, Максимин. Ты сам должен возвратить их отечеству и свободе. Он полагал, что это будет для тебя самым дорогим подарком.
-- Да здравствует Аттила! Да здравствует великодушный! -- кричала ликующая толпа.
-- Странно, -- произнес Приск, -- мы вступили сюда с проклятиями этому чудовищу...
-- А покидаем его с выражениями признательности и чувством удивления к нему... -- сказал Максимин. -- На земле нет ему равных! Увы! Кто же избавит нас от его ужасного могущества?!
Книга пятая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Возвратясь домой после проводов послов, Хелхаль нашел у себя слугу Аттилы, передавшего ему приказание царя немедленно явиться к нему.
Неподвижно, подобно вырезанному из дерева истукану злого духа, стоял Аттила в одной из комнат своего дворца, возле чугунного стола, покрытого письмами и римскими картами.
Старик внимательно посмотрел на своего повелителя, очевидно, только что перенесшего сильное потрясение: он еще весь дрожал, и на лбу его резко выступали надувшиеся жилы. Он открыл рот, как бы задыхаясь, и в то же мгновение на белый ковер хлынула кровь.
-- Кровь! -- испуганно вскричал подбежавший Хелхаль.