Аттила

Между тем, на покинутом островке опять воцарилось безмолвие… Так прошло несколько долгих минут. Плескались волны, шелестел тростник, сгибая к воде темно-коричневые, пушистые головки, беззвучно реяли над камышом летучие мыши.

И вдруг — низкорослый ствол вековой ивы, под которой совещались четыре германца, начал странным образом расти: между его ветвей показалась темная фигура. Сначала высунулась увенчанная шлемом голова, затем — коренастый торс, укутанный в плащ. Две руки уцепились за верхушку дерева. Человек зорко осмотрелся во все стороны и, убедившись, что вокруг пустынно и тихо, вытащил ноги из древесного дупла. Спрыгнул на землю. За ним показалась вторая фигура, потом — третья. Все они спустились вниз.

— Ну, вот, разве я солгал, господин? — горячо воскликнул третий, совсем юноша. — Все вышло, как я и говорил.

Человек, к которому обращались, не ответил ни слова. Темнота скрывала его черты, но коренастая, малорослая фигура не отличалась благородством форм.

— Запомни хорошенько имена, Хелхал, — приказал он другому спутнику. — Я тоже не забуду их: Визанд, Ротари, Банчио и трое славянских псов. Пригласи их на наш торжественный трехдневный праздник в честь Дзривилы, богини коней. Это не покажется странным, потому что такой наш обычай. Я должен иметь их в своих руках всех до одного, со свитой и родичами!

— Господин, ты, значит, доволен? — снова заговорил первый вкрадчивым голосом. — Дай же мне условленную награду. Неужели ты думаешь, что мне было легко нарушить свою верность и выдать с головою молодого, благородного господина? Мне, его щитоносцу? Только безумная жажда обладать той девушкой — без твоей помощи это невозможно — могла побороть мою жалость. Ах, если бы ты знал, как хороша Ильдихо! Ее красоты нельзя описать — она зажигает сердце! У нее роскошное, стройное, белое тело…

— Стройная? Роскошная? И беленькая? Ну, я сам это скоро увижу.

— Когда?

— Разумеется, на твоей свадьбе. Я непременно приду пировать вместе с вами.

— Поспеши! Ты слышал: Эллак прельстился ею… О, как бы я хотел ускорить желанную минуту. Когда же девушка достанется мне? Когда ты дашь мне Ильдихо?

— Когда хорошенько удостоверюсь в твоей верности и умении молчать. Посуди сам: ты предал своего собственного господина в мои руки уж никак не из любви ко мне, потому что я тебе только страшен. Как же мне самому оградиться от твоего предательства?

— О, выбери для этого какое угодно средство, самое сильное, самое верное.

— Самое верное? — в раздумье повторил коренастый, осторожно ощупывая что-то под своим плащом. — Хорошо, будь по твоему!

В воздухе мгновенно мелькнул длинный, кривой нож и с такой силой вонзился в живот германца, что конец его прошел сквозь ребра.

Щитоносец Даггара без крика свалился замертво.

— Оставь его тут, Хелхал. Вороны позаботятся о нем. Пошли.

— Господин, дай мне одному переплыть на ближайший островок, где мы спрятали лодку. Я приеду за тобой. Вода ледяная, ты должен поберечь себя.

— Молчи. Тому, кто каждую ночь бесчестит германскую девушку, нетрудно два раза кряду переплыть небольшую часть Дуная. По крайней мере, наши труды не пропали даром. Не только одна мелкота, из старых и молодых, попадет ко мне в руки, но я согну и оба гордых дуба: гепида и амалунга. Они должны дать клятву верности и моим сыновьям, как дали мне. Иначе обоим — смерть! Пойдем, Хелхал! Я радуюсь заранее холодному купанию. Приди, высокогрудый Дунай, в мои жадные объятия!

II

Страна ругов — владения короля Визигаста — простиралась от правого берега Дуная к западу, до цепи холмов, где берут свое начало реки Креме и Камп. На один день пути от Дуная стоял на возвышенности королевский дворец, довольно простое здание, окруженное более низкими постройками.

Склоны возвышенности поросли дубами и буками, а из дворца открывался прекрасный вид на долину с северной стороны: здесь протекал широкий, светлый ручей, извивавшийся по роскошной луговине и огибавший холм с юга к северо-востоку.