Аттила

— Еще бы не доказана! Мальчишка метнул меч в твоего отца! Только гуннской верности обязан мир тому, что великий Аттила остался жив. А старик? Они вдвоем, с целой шайкой других, сговорились затеять бунт и убить своего повелителя. Но мы, — твой отец и я, — слышали все, спрятавшись в дупле дерева на дунайском островке.

Эллак зажмурил глаза от ужаса.

— А!.. Если так, — глухо промолвил он, — то суди их обоих…

— Они уже осуждены! — сказал Аттила.

— Убей предателей! Я не смею просить пощады им. Но неужели правда то, о чем говорят на улицах? Неужели Ильдихо… Ведь она невиновна.

— Нет, виновна. Она знала о заговоре; я видел это по ее глазам, едва она вошла сюда и посмотрела на меня. Она знала о злодействе и умолчала об этом перед своим государем!

— Неужели девушка должна была погубить отца и жениха?

— Она была обязана. Но я прощаю ей, потому что я справедливый судья и кроткий властелин, который охотно оказывает милость. Она не будет казнена.

— Но… отец… ведь это не правда, что толкуют?

— Что такое? — грозно и нетерпеливо спросил тот.

— Ты хочешь убить ее отца и ее возлюбленного, а между тем… Нет, это невозможно!

— Что невозможно для Аттилы?

Его сдерживаемый гнев разгорался все сильнее.

— Чудовищное, — отвечал Эллак, вне себя. — Сатанинское!.. Ты не решишься, обагренный кровью Визигаста и Даггара, насильно овладеть этим чудным созданием, этой белокурой богиней, этой белоснежной.

— Клянусь моими черными богами, она будет моей! — разразился наконец Аттила, давая полную свободу своей ярости. — Это величайшая честь для каждой женщины, и она выпадет на долю твоей белокурой, белоснежной богини. Ильдихо будет принадлежать Аттиле!

— Никогда! Говорю тебе: она любит скира.

— Я не ревную к мертвецам!

— Но я скажу тебе более: она ненавидит тебя, ты ей противен.

— Ничего! Ильдихо скоро научится благоговеть передо мною.

— Нет!.. Она не переживет позора. О, мой государь, мой отец! — Эллак в диком отчаянии бросился к ногам Аттилы. — Позволь мне обнять твои колени! Умоляю тебя, сжалься! Никогда, с тех пор как я, несчастный, родился на свете, у меня не хватало мужества обратиться к тебе с какой-нибудь просьбой. После моей победы над яцигами, ты милостиво позволил мне выразить какое-нибудь желание, заранее обещая исполнить его. То было несколько лет назад. Но я ни о чем не просил тебя. Теперь я умоляю пощадить обоих виновных ради Ильдихо.

Аттила молчал. Наконец, он отозвался одним коротким словом:

— Согласен.

Эллак с восторгом вскочил с пола, но тотчас испугался, увидев мрачную насмешку на лице деспота.

— Я дарую королевне величайшую милость: она должна родить мне сына.

Тогда Эллак закричал, как раненый зверь.

— Нет, отец, все, кроме этого! Ты не должен осквернять этой женщины, иначе я сойду с ума, я не переживу такого горя! Узнай же всю правду — я до безумия люблю ее!..

— Я это знаю давно.

— Отец! Неужели Даггар в самом деле должен умереть?

— Неминуемо.

— Тогда отдай ее мне!

Хан громко захохотал.

— Ха-ха-ха! Ты действительно рехнулся. Значит, если она, любя мертвого арфиста, отдастся тебе, это не будет осквернением?

— Никогда не посягну я на нее. Клянусь в том тебе и ей! Я хочу только почитать ее, как мою супругу, и защищать.

— От меня? Ах, ты, собака! — крикнул Аттила с пеной у рта и кривой нож сверкнул в воздухе. Но Хелхал схватил его руку и повис на ней.

— Убей меня, отец… Я буду тебе благодарен, что ты отнял у меня жизнь. Было бы лучше, если бы ты и не давал мне ее!..

Эллак широко распахнул обе руки.

— Не хочу! — мрачно сказал Аттила. — Спасибо тебе, старик… Мальчишка не стоит того, чтобы пасть от моей руки. Пусть он живет, зная, что его «белокурая, белоснежная…» находится вот в этих объятиях.

Аттила поднял руки, напрягая мускулы.

— Пусть это будет его наказанием!

В порыве отчаяния, Эллак повернулся и бросился к дверям.

— Ильдихо! — закричал он, изливая в одном этом возгласе целое море сердечной муки, но, вместе с тем, в его голосе звучала и твердая решимость.

«Что делать? — думал он, метаясь, как раненый зверь. — Освободить ее? Это невозможно, но убить сначала любимую девушку, а потом — себя!» Эта мысль мелькнула, как молния. Он выхватил из ножен свой длинный меч и бросился к дверям. Но ему не дали уйти; гневный крик Аттилы привлек Дзенгизица и других воинов, которые стояли в немом страхе за порогом, во время ссоры отца с сыном.

— Держите его! — громовым голосом закричал Аттила, вбежавшим людям. — Обезоружьте Эллака! Вот так, Дзенгизиц, мой удалой сын! А ты, Хелхал, запри его в ольховую башню, я буду судить его потом. Но до тех пор мне нужно отпраздновать свою брачную ночь.

XLIV

Наступали сумерки. Солнце, как это часто бывает в степях, закатилось за горизонт в тумане, в виде красного, тусклого шара. Облака густыми слоями скоплялись на западе, где необозримая, безотрадная пустыня сливалась с небом.

Аттила прохаживался по опустевшей зале, откуда были вынесены столы, скамейки и все принадлежности пира. Он вторично отослал от себя всех слуг и домашних. Наконец, вошел Хелхал и доложил, что все исполнено. Хан молча кивнул своей большой головой.