Аттила

— Государь! Какое великолепие! Какая масса драгоценных камней! Я, право, думал, что и в целом свете не наберется их столько!

— Возьми себе, сколько захватишь! Твоя песня была прекрасна, потому что она справедлива. Она предвещает мне целую горсть побед. Бери же и ты целую горсть сокровищ.

Певец не заставил себя повторять дважды; он запустил руку в шкатулку и пожалел, что у него на ней не десять пальцев.

Оглушительный гам, поднявшийся в зале еще не успел утихнуть; громкий говор на шипящем монгольском наречии стоном стоял под крышей деревянного дворца.

Но вдруг посреди воя и гортанных криков, раздались мелодичные звуки, которые как будто исходили из царства светлых духов: чистые, ясные, ласкающие и вместе с тем отчетливые, как победоносные удары меча. То были гармоничные аккорды германской арфы, звучавшие негодованием. Гунны стали прислушиваться; их певец вздрогнул, споткнулся и почти упал на плечи Аттилы. Гвалт тотчас утих. Всесильный хан подался немного вперед; он узнал арфиста и бросил на него уничтожающий взгляд.

— Теперь, Хелхал, — прошептал он старику, который только что помог торжественно унести Друлксала с возвышения и вернуться обратно, — теперь дело идет к концу.

Выпрямившись во весь рост, стоял Даггар в своей гордой юношеской красе. Его серые глаза метали пламенные взгляды на Аттилу; щеки горели густым румянцем. Быстрым движением руки откинул он со лба волосы, искусные пальцы еще раз гневно пробежали по струнам треугольной арфы, украшенной головой лебедя. Королевич сделал шаг к Аттиле и заговорил. Гунны слушали его, затаив дыхание. Король Визигаст приложил палец к губам, но Даггар не заметил этого предостережения. Сердце Ильдихо сильно забилось не только от неопределенного страха, но также и от гордости. И могла ли она не гордиться этим царственным певцом, который принадлежал ей всецело?

— Мы слушали пение гунна, — начал Даггар ледяным тоном, — хотя нас, приглашенных гостей, не спросили, желаем ли мы того. Славный голос! Он приятен, как вой шакала. После этого я решил преподнести гуннам также истинное удовольствие: пусть они прослушают германскую песню, которая послужит им в то же время ответом. По моему, старый гусляр воспел не тот поход гуннов, который Аттила намеревался предпринять. О, нет! Он уже совершил его, — об этом моя песня. Итак, почтенные гости, вы слышали от своего певца о выступлении Аттилы. Послушайте теперь, чем закончилось это великое триумфальное шествие. Постойте, как там сказано в конце?

«Кометою яркой
Путь нам указан к вечерним странам!..»

С этими словами Даггар поклонился и запел на готском языке, хорошо знакомом гуннам, следующую песню: