Аттила

Гервальт узнал, что король Ардарих находится поблизости во глазе значительного войска, на юге от Тиссы и лагеря Аттилы, в пограничном лесу, который тянулся далеко, разделяя землю гепидов и гуннов.

Граф скакал во весь опор, пока не достиг форпостов гепида. С большим волнением передал он королю Ардариху о страшном происшествии в лагере гуннов и заклинал его поспешить с освобождением пленников. Этого Ардарих мог добиться своим влиянием, а в крайнем случае и прибегнуть к силе. Ближайшей их целью было спасти друзей, приговоренных к страшной казни, но, вместе с тем, это могло послужить первым шагом к общему делу освобождения. Со смертью грозного владыки, храбрый Гервальт потерял всякую зависимость от гуннов.

Король Ардарих не колебался ни минуты. Вздохнув с облегчением, он заговорил:

— Настал великий, давно желанный час. Он пришел раньше, чем мы надеялись, и не должен застать нас малодушными и медлительными. Я сейчас же отправлюсь с тобой.

Гепид хорошо знал, как незначительны были собранные им силы против нескольких десятков тысяч гуннов в лагере; кроме того, он мог своевременно прибыть для спасения пленных только со своею конницей, состоявшей всего из двух тысяч человек, потому что в его войске, как и у всех германских народов, преобладала пехота. Тем не менее, Ардарих даже не успел осушить свой рог, за который хотел приняться, в момент появления Гервальта, и приказал своим всадникам садиться на коней, а чтобы удвоить их число, велел каждому из них взять по одному пехотинцу, который то ехал на лошади позади всадника, то бежал рядом, держась за ее длинную, развивающуюся гриву. Ядро этого конного отряда составляла верная свита короля на отличных лошадях, снабженная превосходным оружием, полученным в дар от щедрого Ардариха. Но этих отлично вооруженных людей было не более двух сотен.

— В дорогу, воины! — воскликнул король, усевшись на свою громадную боевую лошадь. — Норны{Норны — богини времени и судьбы. Их было три: Урда — богиня прошедшего, Веранда — богиня настоящего и Скульда — богиня будущего. По имени первой получил название священный источник живительной воды.} призывают нас! Сама богиня судьбы, Урда, нас манит своей рукой! Аттила лежит мертвый. Скачите же так, как еще никогда не приходилось вам скакать: впереди вас ждет свобода!

И конница помчалась, звеня оружием, по старой, еще хорошо сохранившейся римской дороге, с юга от Дуная на север к Тиссе, на лесном берегу которой стоял лагерь Аттилы.

Через несколько часов быстрой езды, перед гепидами показались первые хижины гуннской столицы.

Стража у ворот беспрепятственно пропустила Ардариха, который пользовался у хана величайшим почетом, наравне с амалунгом Валамером.

В самом лагере гепиды наткнулись прежде всего на страшную процессию. Приближенные молодого князя Эрлака, желая приобрести еще больше сторонников, возили мальчика по улицам в зубчатой золотой диадеме на черных волосах и в широком пурпурном плаще с золотыми блестками и шитьем. Это тяжелое царское одеяние совершенно не шло к тонкой, неразвитой фигуре мальчика.

Великого завоевателя не успели еще похоронить, а между его многочисленными наследниками уже возникли распри из-за верховной власти. Сыновей у Аттилы было так много, что они, по словам современников, составляли сами по себе маленький народ. Многие из них были еще моложе Эрлака, а большинство взрослых находилось в отсутствии. Они были рассеяны по всем областям обширного государства, где состояли, по назначению отца, чиновниками и наместниками, полководцами, предводителями войск и посланниками. Но, не смотря на это, возле трупа Аттилы не было недостатка в сыновьях, которые, положим, не помышляли еще о немедленном разделении громадного наследства, — на это они рассчитывали потом, в виде награды за свои заслуги, — но у же составлялись партии Эрлака, Дзенгизица, Эллака и других братьев, выдававшихся своим значением и весом. Таким образом, возле одра умершего начались уже опасные распри, грозившие быстро перейти в кровавые междоусобия, что представляло для германцев удобный случай стряхнуть с себя иго этих претендентов на гуннский престол.

Воспитатель, оруженосец, домоправитель принца Эрлака, а в особенности князь Эцендрул, брат воспитателя, еще при жизни отца тайно распускали слух, как между населением лагеря, так и между ордами, кочевавшими в провинциях, будто бы Аттила в присутствии гуннских сановников заклинал их быть свидетелем того, что он назначает красавца-мальчика своим единственным наследником; все же остальные сыновья должны царствовать лишь как подвластные Эрлаку короли, и полностью зависеть от него.