Аукцион

Ричардсон жил один в небольшой квартире на Бебельаллее; на week-end10 уезжал по четыреста тридцать третьей дороге в Бад-Зегеберг, останавливался в пансионе господина фон Укперна, наскоро переодевался и уходил на прогулку, километров пятнадцать в день, не меньше. Возвращался счастливый, уставший; пил с хозяином настоящее пльзенское пиво (самое дорогое, пять марок бутылка, ничего не попишешь, импорт), завороженно, как ребенок, слушал истории о моряках (господин фон Укперн был в прошлом капитаном первого ранга, состоял ври гросс-адмирале Редере); старику нравился этот худой, долговязый «профессор истории»; постепенно Ричардсон составил картотеку (все разговоры он писал, обожал свои маленькие диктофончики, словно ребенок) на всех военных моряков рейха, оставшихся в живых; после этого протянул нити к тем издательствам, газетам, журналам и литературным агентствам, которые работали со старцами (мемуары из года в РОД набирают силу, бестселлеры). Таким образом он смог классифицировать значительное число журналистов-записчиков по их идейной направленности, это легко просчитывалось на ЭВМ.

Дома он с Фолом говорить не стал, кивнул на отдушину, «друзья», конечно же пишут каждое слово, не лыком шиты; угостил гостя прекрасным чаем из трав, собранных им во время прогулок, поинтересовался, не мучает ли коллегу остеохондроз, бич всех тех, кто занят сидячей работой, показал, как он смонтировал себе шведскую стенку совершенно особой конструкции, а потом предложил съездить поужинать в ресторан Шу Чжедина; поехали, конечно же, не туда, а к итальянцам.

— У меня есть пять кандидатур, — сказал Ричардсон, когда они заказали еду. — Журналисты разного плана, которые сотрудничают со мною уже два-три года, вполне надежные люди...

— Кого бы вы порекомендовали? Времени в обрез, Стив, а промахнуться опасно.

— Видите ли, если мы будем ставить на ранимость господина Золле, на его обостренное отношение к печатному слову, тогда надо пускать в дело костолома. У меня есть такой, из левых, резок, выступает с любопытными шлягерами и, что самое важное, имеет ход на телевидение. Мир сейчас знает только тех, кто мелькает на экранах телевизоров, все остальные журналисты мотыльки, легковесность. Вальтер Шасс, не слыхали?

— Слыхал. Я ведь смотрел перед вылетом ваши материалы. Он поддается режиссуре?

— Трудно сказать... Честолюбив чрезмерно, прет, как танк, но, в общем-то, ни разу не подводил.

— Он знает, на кого работает, или вы используете его втемную?

— Только втемную... Он же талантлив, его не возьмешь на тысячу марок.

— А на чем вы его взяли?

— Турне по Штатам, лекции в университетах. Собрали десять молодых олухов, изучающих проблемы Западной Германии, заставили шумно аплодировать, устроили интервью в местных телекомпаниях и пару фотографий в газетах, очень способствует налаживанию дружества.

— Его отношение к религии?

— Хороший вопрос. Меня это тоже более всего настораживает. Он атеист, костит клерикалов, все мои разговоры о революции в Ватикане после второго вселенского собора ни к чему не привели. Он постоянно оперирует архивными материалами советника посольства рейха при Ватикане, который передавал в Берлин текст проповеди епископа Константини: «Вчера на земле Испании, сегодня на собственной земле большевизма, где Сатана обрел своих представителей, храбрые воины, среди которых есть солдаты и нашей страны, ведут величайшую из битв. Мы всем сердцем молимся за то, чтобы это сражение привело их к окончательной победе...»

— А про то, как Риббентроп призывал посла рейха в Ватикане всячески избегать конфронтации с папой, он вам не говорил?

— Нет, видимо, еще до тех архивов не добрался.

— Умеет работать с документами?

— Не очень... Но хорошо читает исторические журналы, они у него все помечены маркерами...

— Как относится к русским?

— Период гражданской войны в Испании и последней войны ценит положительно; к нынешнему московскому режиму настроен отрицательно. Ему однажды отказали в визе, мои друзья всячески напоминают об этом, реагирует он весьма болезненно.

— Отчего ему отказали в визе?

— По-моему, в одной из его статей были личные выпады, а Москва этого не любит.

Фол усмехнулся.

— Можно подумать, что это очень нравится Вашингтону. Я вам изложу схему. Подумайте, что в ней слабо, что пойдет в дело, а что вообще надо похерить. Итак, мы открываем Вальтеру Шассу материалы — видимо, стоит сказать, что они получены вами от друзей из разведки, какой именно, не уточнять, честолюбцы на это падки, — что русский по фамилии Степанов, тоже журналист, постоянно встречается с рядом немецких исследователей, получает у них информацию о судьбе русских культурных ценностей, похищенных нацистами, причем — в этом суть моего плана — платит им за информацию деньги, не ахти какие, министерство культуры русских не очень-то расшвыривается валютой, в то время как Золле не платит ничего. В чем дело? Где причина? Может быть, господин Золле — меценат? У него счета в швейцарских банках? Или же он почему-то обязан отдавать свои материалы русскому бесплатно?

— Сколько Степанов платит?