Авантюра времени

Первый относится к самому использованию мною термина «метафизика», которому я до сих пор не давал более точной формулировки. В чем «Лекции» Гуссерля все еще зависят от метафизики — и от какой метафизики? Должно было стать достаточно очевидным, что хайдеггеровская характеристика метафизического понятия времени (или, как говорит в эту пору сам Хайдеггер, времени, понятого в свете «традиционной онтологии») как последовательности наличных «теперь», не способна, на мой взгляд, ухватить обсуждаемые нами концепции во всей их сложности, и еще менее те, которые принадлежат Гуссерлю. Однако не имеют ли эти концепции чего-то общего, не движутся ли они в горизонте сходных проблем? На этот вопрос я попытался ответить положительно. Как я старался показать в «Событии и времени», общая черта традиционных метафизических концепций времени состоит в том, что они стараются постигнуть время по образу внутривременности. Отсюда постоянно возвращающийся образ «потока», который мы видим уже у Симпликия и в неоплатонизме и который остается лейтмотивом у Гуссерля.

Мое второе замечание касается связи между этой внутривременной концепцией времени и его субъективизацией-спиритуализацией. Отнесение времени к духу или душе или (что не является тем же самым) поиск его источника в сознании имеет смысл только в том случае, если мы понимаем время как некий тонкий и неосязаемый процесс, подобный эфиру. Именно эта фундаментальная предпосылка ведет к трудностям, которые я пытался проследить в тексте «Лекций» и в связанных с ними рукописях Гуссерля.

Наконец, в состоянии ли эти апории полностью дисквалифицировать всякое начинание по феноменологии времени? Не думаю. Насколько не имеет смысла претензия на описание субъективности как не-темпорального или до-темпорального источника времени, настолько же мне кажется возможным, взяв в качестве путеводной нити различные типы изменения, описать соответствующие им модальности опыта, то есть описать темпоральную структуру человеческого опыта в его историчности, не занимаясь, однако, поисками в этом опыте и в его структурах чего-то такого, как источник времени.

Мне кажется, что Мерло-Понти, будучи во многих аспектах зависим от гуссерлевского анализа и самого проекта «конституирования» (трансцендентального или нет), усматривал то, что мне представляется адекватным отправным пунктом такой феноменологии. «Время, стало быть, — пишет он, — не есть какой-то реальный процесс, действительная последовательность, которую мне достаточно регистрировать. Оно рождается из моей связи с вещами»[87]. Время рождается и развёртывается между «субъектом» и миром; именно поэтому не имеет смысла искать для него единственный источник: оно есть структура, фиксирующая их встречу. «Понятно, на самом деле, что я не могу считать себя автором времени, равно как и биения своего сердца, не я выступаю инициатором темпорализации, я не выбирал, рождаться ли мне, и как только я родился, время течет сквозь меня, чтобы я ни делал»[88]. Способны ли мы придать форму этой аналитической возможности, едва намеченной Мерло-Понти? Если, как об этом говорится в «Феноменологии восприятия», не я выступаю инициатором темпорализации, если вместе с тем время, в отличие от тех изменений, которые происходят в нем, не является реальным или действительным процессом, то на какие типы «феноменов» может в первую очередь ориентироваться феноменология времени?

Как я подчеркивал, время — это не феномен, а условие или возможность описания феноменов. В этом условии нет ничего «субъективного»: оно есть условие возможности описания всякого темпорального феномена, «субъективного» или «объективного». Мы не обладаем опытом времени в том же самом смысле, в каком у нас имеется опыт феноменов, процессов, изменений, которые развертываются во времени. Иначе говоря, возможна только косвенная феноменология времени; своей путеводной нитью она должна избрать различные типы изменений и разнообразные модальности имеющегося у нас опыта этих изменений, чтобы высветить возможные условия описания этих феноменов. Косвенная феноменология времени остается феноменологией, хотя она и отказывается от той мысли, что время доступно для описания как феномен, данный тем или иным способом.

III