Авантюрист

Корабль тихо дрейфовал в бесконечной темной пустоте, далекий от всех живых миров, как душа после смерти. Пэдди и Фэй сидели за навигационным столом под куполом рубки управления и смотрели на звезды.

«Мы добыли инструкции из четырех тайников, – сказал Пэдди. – Остался только один. И только теперь я начинаю по-настоящему опасаться провала».

Фэй бледно улыбнулась. Она выглядела уставшей. В ее глазах появился нездоровый блеск, кожа стала полупрозрачной, тонкие пальцы нервно шевелились.

«Так бывает всегда и во всем, Пэдди. Отчаянному человеку любая удача кажется ценным приобретением. Но теперь…»

«Когда меня посадили на цепь в яме на чертовом астероиде, – сказал Пэдди, – я мог думать только о том, как бы добраться до роскошной космической яхты и смыться на ней. Для этого я готов был рискнуть чем угодно. Мне нечего было терять. А сейчас все по-другому. Я хочу жить, мне есть для чего жить». Он взглянул на нее так, словно мысленно гладил ее по голове.

Несколько минут они сидели в молчании. Корабль плыл в пространстве – с какой скоростью? Никто из них не знал. С таким же успехом звездолет мог висеть неподвижно. Здесь, в пустоте, определить разницу на глаз было невозможно.

Пэдди встрепенулся: «Смотри! Там – Мирах. Следит за нами, насмехается – а мы боимся к нему лететь».

Рука Фэй задрожала на столе. Она неуверенно рассмеялась: «Мирах действительно выглядит странно. Как один из глаз котона».

«Из всех потомков сыновей Лэнгтри я по-настоящему ненавижу только котонов», – сказал Пэдди.

«Наверное, потому, что они мутировали больше других».

Пэдди пожал плечами: «Кто знает? Котоны и шаулы напоминают нормальных людей больше, чем остальные. Только у шаулов выросли капюшоны из кожи. А у котонов – глаза как блюдца. Но дело тут не во внешности. Дело в психологии. В этом отношении шаулы не слишком далеки от людей. Как правило, людям понятны их побуждения. Но котоны… они ушли далеко за пределы человеческого понимания. Так, будто уже сделаны из субстанции своего сумрачного мира».

«Говорить с котоном – все равно, что говорить с самым необычным, ни на кого не похожим индивидуумом, с существом, которое могло бы жить в одиночестве в дикой пустыне, довольствуясь своими странностями. А потом, когда видишь их во время одного из котонских перекриков…»

«Или во время публичных пыток. Мне довелось наслаждаться этим зрелищем, когда я работал смазчиком на борту „Кристобеля“».

Фэй поморщилась: «…Тогда они все становятся одинаковыми – остаются только ряды за рядами лиц с глазами-блюдцами. И больше ты ничего не видишь – только огромную площадь, заполненную глазами, огромными, как раковины. И тогда ты понимаешь, что все их странности свойственны каждому из них, что они бесконечно повторяются в своей неповторимости».

«Как раса сумасшедших. Нет, не совсем так, – размышлял вслух Пэдди. – Сумасшедшими их все-таки не назовешь…»

«Даже если считать их сумасшедшими – какое это имеет значение? У них не осталось почти ничего общего с предками».

«Почти ничего? Вообще ничего!»

«Ну, кое-что осталось. Любопытство. Гнев. Гордость».

«Пусть так, – согласился Пэдди. – Кое-кто из котонов – порядочные трусы. И не забывай про их шесть фестивалей».

Фэй покачала головой: «Ты зря называешь это „трусостью“. Конечно, они боятся, но боятся они не землян. Это скорее можно назвать предусмотрительностью. В их страхе нет ничего инстинктивного, это не паника, не испуг. Их секс тоже не эмоционален; для котонов переспать – все равно, что почесаться. Может быть, именно поэтому они кажутся нам такими странными: в их жизни железы и гормоны не играют существенной роли, не формируют личность».

Сжимая кулаки, Пэдди выпятил подбородок: «Ненавижу этих захребетников – так же, как ненавижу кусачих мух! И прикончить котона мне не труднее, чем прихлопнуть муху».

«Тебя трудно за это осуждать, – кивнула Фэй. – Они очень жестоки».

«Говорят, они поедают людей – и с огромным удовольствием».

«Почему нет? – горестно спросила Фэй. – Люди едят свиней. А котоны относятся к людям примерно так же, как люди – к свиньям».

Пэдди сжал зубы: «Они изобрели нейросбрую. Об одном этом достаточно упомянуть, чтобы котоны заслужили вечное презрение! – он пригладил волосы ладонью. – Не хочу, чтобы ты рисковала жизнью на Котó».

«Я не лучше тебя», – возразила Фэй.

Пэдди поднялся на ноги: «Так или иначе, заранее пугать себя незачем. Может быть, все обойдется без сучка без задоринки».

Фэй прочла текст на последнем кусочке пергамента: «„На равнине Тиша, где Арма-Гет показывает героев блуждающим звездам. Под моей всесильной правой рукой“. Арма-Гет? Ты что-нибудь об этом знаешь, Пэдди?»

Он кивнул и отвернулся, глядя на мерцающие впереди звезды: «Это своего рода мемориал, памятник героям посреди равнины – „его никто не смеет тронуть, на нем не может быть следа под страхом страшной смерти“».

Фэй удивилась: «Откуда ты это процитировал?»