Авель, брат мой (сборник)

– Какой сарказм! Какой идиотский финал! Все наши драгоценные знания, накопленные тысячами поколений самых блестящих умов планеты! Весь смысл, сок, суть нашей цивилизации – в кривых руках студента, завалившего первую же сессию! Неспособного с одного раза запомнить и сотню страниц примитивной инструкции! Вы, голубчик, думали, что Катастрофа – это самое ужасное, что с нами могло произойти? Нет! Идите немедленно в туалетную комнату! Идите сейчас же!

– Зачем? – испуганно спрашиваю я.

– Идите… – Профессор изнеможённо откидывается на подушку и шепчет: – Идите и посмотрите в зеркало. Там… Там вы увидите и поймёте, как выглядят настоящие ужас и катастрофа.

Я молчу. Стыд и обида сжимают горло. Хочется встать и уйти, но я никогда этого не сделаю.

Профессор вдруг поднимает полупрозрачные веки. Его зрачки протыкают меня насквозь. Откуда-то он находит силы прекратить меня троллить, говорит чётко и отрывисто:

– Блокнот с вами? Пишите. В «четвёрке» – двенадцать модуляторов. Значит, вы должны отобрать дюжину из наших зверушек, поровну самцов и самок. Большой компьютер закончит работу по формированию блоков генетической памяти примерно через год. Топлива для генератора вам хватит, чтобы продержаться. Должно хватить. В любом случае, энергию в первую очередь – на нужды компьютера. Минимизируйте расходы на освещение, отопление, приготовление пищи. Пользуйтесь переносными фонариками. Электроодеялами и комбинезонами с подогревом – это позволит сэкономить на обогреве помещений, а запас аккумуляторов достаточный. Через год уровень радиации на поверхности должен упасть до относительно приемлемого уровня. А зима… Зима вряд ли кончится. Но нашим питомцам она не так страшна, как нам. Это естественно. Когда компьютер закончит работу, усыпите зверушек и уложите в модуляторы. Цикл внедрения генетической памяти продлится сутки. Потом вскроете Убежище. Поднимите на поверхность питомцев и выпустите на волю. Всё.

Профессор неимоверным усилием поднимается и садится на постели. Одеяло сползает. Страшные язвы, текущие жёлтым гноем, покрывают впалую грудь. Пересохшая кожа обсыпается серыми чешуйками. Он хватает меня птичьими когтями тощих пальцев и впервые называет меня на «ты»:

– И не вздумай сдохнуть ДО того момента, как всех поднимешь наверх, понял?!

Что будет со мной ПОСЛЕ этого момента, он не говорит.

Он – настоящий учёный. Его не интересуют глупые мелочи, не влияющие на результат эксперимента.

* * *

Во время бунта кто-то бросил в генераторный отсек гранату. Я не знаю, зачем он это сделал. Может, хотел спрятаться от охранника в темноте и думал обесточить для этого Убежище. А может, он вообще уже ни о чём не думал. Последняя стадия лучевой не способствует сдержанности и сообразительности.

В тот момент, когда погас свет и противно завизжал резервный аккумулятор Большого компьютера, я страшно испугался. Я понял, что всё – зря, и нам не удастся закончить эксперимент без энергии. И все знания и опыт нашей цивилизации пропадут втуне, умрут внутри остывающего куба компьютера.

Когда стрельба прекратилась, я пробрался в генераторную. У меня было семьдесят два часа на исправление аварии – или целая вечность на медленное умирание от холода в обесточенном Убежище. В кромешной тьме, залитой чёрной тушью отчаяния.

Я сидел на ледяном полу и при свете аккумуляторного фонаря разбирался в разодранных осколками схемах. Замерзшими, грязными руками ковырялся в непонятных внутренностях оборудования, в этих иссеченных трубопроводах и контуженных взрывом гранаты реле.

Лара приходила и тихо ставила тарелку с едой. Потом замирала в темноте за спиной и смотрела, как я работаю. Я чувствовал её позвоночником и затылком. Я слышал её неуловимое, как пылинка в солнечном луче, дыхание – и моё замёрзшее сердце билось сильнее, гнало кровь в скрючившийся от страха и неуверенности мозг.

Я сделал это. Когда после сотой попытки генератор хрюкнул, забурлил и застучал поршнями, а под потолком вспыхнул ослепительный свет, она подошла и поцеловала меня в затылок – будто ночной мотылёк задел невесомым крылышком.

Быть может, мне это показалось. Или приснилось. Ведь я не спал почти трое суток.

* * *

– Цикл работы Большого компьютера завершится через два часа!

Я вздрагиваю и роняю стилос. Недовольный Пух спрыгивает на пол и шипит на меня, выгибая спину.

Голос из динамика – это голос Лары. Она записывала сообщение, когда ещё была жива и правила программу.

Она была жива. Она дышала, ходила, покачивая бёдрами, от неё вкусно пахло. И говорила вот этим самым голосом, от которого спотыкается сердце.

И охранник тоже был жив. Когда взбесившиеся от страха и обречённости ассистенты захватили оружейную комнату, охранник в одиночку держал коридор, стреляя короткими очередями, и орал на меня:

– Беги отсюда, салага, блин! Если тебя грохнут – зачем тогда всё это?

Он был упрямым парнем, этот здоровенный хам. Он не позволил себе умереть, пока не дорезал ножом последнего бунтовщика.