Через 30 лет Сергей Викторович Михеев напишет: «Надо ли говорить, что Евгений Иванович был буквально одержим новыми идеями боевого применения вертолетов. Отлично помню, как он, вернувшись из отпуска, забежал ко мне и стал рассказывать об идее быстрого снижения с режима висения с целью сократить время контакта с противником (напомню, что скорость снижения ограничивалась режимом вихревого кольца). Учитывая исключительную маневренность вертолета, он предложил, что такой маневр можно выполнить, наклонив нос вертолета и буквально ввинтившись в пространство над землей, а снизившись на 20-30 м, выровнять машину. В нашей практике любые новые режимы полета всегда проходили апробацию в отделе аэродинамики и, конечно, получали одобрение методического совета летного испытательного комплекса. Я и представить себе не мог, что он решится проделать этот пируэт буквально на следующий день… В результате расследования выяснилось, что вертолет с режима висения, перейдя в пологий вираж со снижением со скоростью 40 км/ч, показал перегрузку 2. Режим был нерасчетный, и мы потеряли друга…»
Формальной причиной разрушения несущей системы стало соударение лопастей. То, что при таком маневре Ми-24, например, да и любой тогдашний советский вертолет отрубил бы себе хвостовую балку, никто вспоминать не стал. Зато с подачи отдельных сотрудников МВЗ начались разговоры о «врожденном пороке вертолетов с соосными винтами».
Комиссия МАП совместно с представителями ВВС провела тщательный анализ причин катастрофы. В акте однозначно указывалось на «человеческий фактор». Однако С.В. Михеев принял сложное, но необходимое в сложившейся обстановке решение – увеличить колонку за счет удлинения вала и соответственно расстояния между плоскостями верхнего и нижнего несущих винтов на 120 мм. Это должно было предотвратить опасное сближение лопастей при превышении летчиком установленных ограничений.
Одновременно была форсирована работа по созданию системы спасения летчика с помощью катапультируемого кресла. Такая система была предусмотрена Главным конструктором еще в начальной стадии разработки Ка-50. Теперь ее внедрение на борт новейшей машины стало делом чести Сергея Викторовича.
По воспоминаниям А.Г. Арутюняна, одного из ведущих специалистов авиационных средств спасения «Звезда», на В-80 изначально предусматривалась схема с катапультированием вниз на начальном участке, с последующим включением РПС фалом, соединенным с днищем вертолета и уводящим экипаж за пределы хвостовой части вертолета. На камовской «фирме» С.В. Михеев поручил вести эту работу В.В. Головину. В дальнейшем, по результатам проведенного заводом «Звезда» совместно с НИИ ВВС эскизного проектирования комплекс К-37-800 постепенно начал приобретать современные очертания. Первый скоростной эксперимент с ракетно-парашютной системой РПС-37 применительно к объекту «800», как на «Звезде» называли В-80, на ракетном треке РД-2500 был проведен 25 января 1984 года с использованием неподвижных направляющих. Дальнейший ход испытания выявил серьезные конструктивные проблемы. Поиск их решения привел к тому, что в 1986 г. Генеральным конструктором завода «Звезда» Г.И. Севериным было принято решение о коренном изменении схемы РПС К-37-800. Вместо вытягивания за спинку применена схема вытягивания за подвесную систему, а ввод основного парашюта штангой заменен вводом отделяемой от человека спинки кресла.
НИОКР по теме К-37-800 были завершены только в 1989 г. с передачей системы сначала на наземные, а потом и на государственные испытания. В 1991 г. она стала первой в мире серийной вертолетной катапультируемой системой спасения летчика. За ее испытания ведущий инженер «Звезды» С.Б. Переславцев был одним из первых отмечен высоким званием Героя России.
Тем временем второй этап конкурса набирал обороты. После завершения программы испытаний Ми-28 в апреле 1985 г. и подписания соответствующего акта, М.Н. Тищенко обратился к ГНИКИ с просьбой ознакомить его с материалами по испытаниям Ка-50. В этой ситуации аналогичную позицию занял и С.В. Михеев. Все продемонстрированные летные характеристики были тщательно изучены аэродинамиками конкурентов. Более всего специалистов с Сокольнического вала поразил тот факт, что соосный вертолет не только не уступал, но даже превосходил Ми-28 по максимальной и крейсерской скорости полета, боевому радиусу действий с основным вариантом вооружения. Милевцы были убеждены в том, что высокая колонка и два соосных винта имеют значительное вредное сопротивление. То, что камовская машина с ее убирающимися шасси и обтекаемыми формами просто более аэродинамически совершенна, не приходило им в голову.