Авиация и время 1995 03

Ночью к воротам Выставки я привез белое полотнище для посадочного «Т» и ракетный пистолет для подачи сигналов «в случае чего». Такие предосторожности казались мне излишними, но Изгейм был непреклонен. На следующий день самолет с ним и инженером Владимиром Воротниковым на борту благополучно произвел посадку. В 10 утра прибыла бригада техников, чтобы отстыковать крылья (иначе невозможно было проехать через ворота) и закатить самолет на указанное место.

Выставка должна была открыться в воскресенье, а на субботу назначили ее осмотр членами украинского правительства. В этот день утром Владимир Николаевич предложил осмотреть ВДНХ, резонно заметив, что после ее открытия мы не сможем отойти от самолета. Идея была с энтузиазмом принята, и мы втроем отправились на экскурсию. Осмотрев павильоны машиностроения и нефтехимии, мы неожиданно обнаружили утонувший в густой зелени павильон «Виноградарство и виноделие», директор которого радушно принял нас и был настолько предупредителен, что даже продемонстрировал действующую модель конвейера по разливке вин. После небольшой лекции о технологии выращивания винограда директор убедил нас посетить дегустационный зал. Отказываться неудобно, да и не хотелось. Выпив по бокалу крымского вина, мысобралисьуходить, нонам предложили попробовать и другие сорта. Короче говоря, когда я вытолкал из павильона своих дегустаторов, мы увидели идущую к нам толпу. Сомнений нет - это правительственная комиссия, и директор павильона принял нас за ее членов.

Через несколько дней после открытия выставки, когда наплыв посетителей уменьшился, Изгейм попросил меня съездить к Антонову и узнать, что он думает о продолжении испытаний «Пчелки». Однако директор нашего павильона буквально ошеломил меня, сказав, что Выставка постоянно действующая, АН-14 является одним из наиболее посещаемых экспонатов, ему присвоен инвентарный номер, поэтому ни о каких испытаниях не может быть и речи. Такой оборот событий был совершенно неожиданным для меня, и я направился к заместителю генерального конструктора Ануфрию Викентьевичу Болботу. Оказалось, что он меня тоже разыскивал: через день «Пчелка» должна была вылететь в Москву для участия в воздушном параде. Проблемы с администрацией ВДНХ он обещал взять на себя.

В ту же ночь, когда прекратилось движение городского транспорта, мы покинули выставку, разобрав предварительно две секции забора, который успели соорудить позади нашей стоянки за эти несколько дней. Под эскортом двух мотоциклистов ГАИ наш караван, состоявший из грузовика, тянувшего фюзеляж с оперением, и машины с консолями крыльев, проследовал по улицам Киева прямо к воротам завода.

После приведения машины в порядок мы совершили первый перелет по маршруту Святошино -Брянск (аэродром Бежица)-Москва (аэродром Раменское). С нами летел вызванный из ЛИИ штурман Кондратьев. Задача, поставленная нам как участникам парада, состояла в следующем. Вылетев из Раменского, мы должны были обойти Москву с юга, выйти на аэродром Захарково, а затем в строго расчетное время с ошибкой не более 30 секунд подойти к западной границе аэродрома Тушино на высоте 50 м со скоростью 150 км/ч. На входной кромке Тушино на высоте 500 м нас должен был обогнать флагман Аэрофлота Ту-114, за ним следовал Ту-104, затем Ил-18 и на выходе нас обгонял Ан-10. Два дня мы летали на тренировки по указанному маршруту. После уточнения скорости и времени прохода контрольных точек Кондратьев доложил о нашей готовности к участию в параде.

Праздничным утром Изгейм был очень возбужден. За 20 минут до расчетного времени взлета он занял свое место в кабине и приказал мне запускать двигатели. Обычно я проделывал эту операцию, сидя в командирском кресле, а на этот раз пришлось производить запуск с правого кресла, что было, как говорится, не с руки. 15 минут мы молотили воздух на стоянке. Затем Изгейм решительно порулил к старту. «Рано, Володя, еще 2 минуты нужно ждать», - увещевал его Кондратьев. Но командир был непреклонен: «Ничего, я сделаю небольшой круг, и все будет нормально». Полет прошел в напряженном молчании, и только на кромке тушинского аэродрома штурман сказал: «Пришли на полторы минуты раньше.» Круги делать было поздно, и мы пролетели над многочисленной публикой в гордом одиночестве.