Аврелия

Теперь мне остается сказать несколько слов о себе самом. В Риме ходили разнообразные слухи относительно истинной причины внезапной смерти императора Тита. Высказывалось предположение, о котором я уже вам говорил, что Домициан отравил своего брата, очищая себе путь к трону. Совершенно неожиданно для себя я в один день был арестован и тотчас же был представлен перед судом по обвинению в распространении этих слухов. Все мои объяснения и оправдания оставались тщетными, и я был приговорен к смертной казни. К счастью, по пути к месту совершения надо мной этого ужасного приговора встретился кортеж великой весталки. По старинному римскому обычаю, весталка могла освобождать от наказания тех осужденных, которые случайно встретятся ей на пути. И вот благородная Корнелия оказала мне эту милость, дав сопровождавшему меня центуриону письменный приказ о моем освобождении. Таким образом на первый раз мне удалось увернуться из рук Регула.

— Молодой человек! — прервал его Вибий. — После всего, что я услышал, я могу подать лишь один совет: оставь Рим как можно скорее. Марк Регул не такой человек, который легко отказывается от достижения намеченной цели.

— Я это, конечно, и сделаю. Но прежде, однако, мне бы хотелось взглянуть на Парменона. Мне почему-то кажется, что это и есть Федрия, которого я вот уже два года безуспешно разыскиваю!

— А теперь до свидания, — сказал Вибий, — поспеши исполнить мой совет и уезжай скорее из Рима.

XI. Цесаревна и рабыня

Возвратясь домой, юная Аврелия приказала позвать новую свою рабыню, только что ею приобретенную. Ей нужно было знать, к чему способна Цецилия, какую работу можно было возложить на нее.

Цецилия вскоре предстала перед своей новой госпожой. Бедная девушка до сих пор не могла прийти в себя, до сих пор ее волновали те чувства, которые она испытала во время суда и продажи, оторвавших ее навеки и от отца, и от жениха, и от всех ее друзей. Она не знала еще, какую госпожу послала ей судьба, но сама она была рабыней, а этим все сказано. Одно лишь было ей известно, что госпожа ее — богатая патрицианка, о чем она могла заключить и по убранству дома, который волей-неволей стал теперь ее убежищем, и по той пышности, с которой выезжала Аврелия. Ей много рассказывали о жестокости, которая царила в обращении знатных и богатых людей с несчастными жертвами, обреченными служить у стола знати и питаться крохами, падающими со стола господ. Цецилия с ужасом думала о тех испытаниях, которые посылал ей Господь; она не могла отвязаться от настойчивой мысли о новых мучениях и новых страданиях.

Она предстала перед Аврелией, дрожа от неизвестности, и, как она ни скрывала своего состояния, от глаз юной патрицианки оно не ускользнуло.

— Подойди! Приблизься и ничего не бойся! — ласково сказала Аврелия трепещущей девушке. — Во мне нет ничего страшного.

Госпожа была поражена, встретив в своей рабыне столько прелести. И это чудное создание должно было ей прислуживать!

Цецилия стояла с опущенным взором и не смела приблизиться. Услышав же ласковый и приятный голос, она смущенно сделала несколько шагов, опять остановилась и подняла глаза на Аврелию. Тут из глубины своего сердца она стала возносить горячее благодарение Богу: она не боялась Аврелии.

— Как твое имя? — спросила ее Аврелия.

— Цецилия, — ответила молодая девушка совсем уже спокойным тоном, не свидетельствовавшим о том безотчетном страхе, который был навеян на нее разными слухами о жестокостях и несправедливостях знатных римлянок.

— В состоянии ли ты изменить мне, твоей госпоже? — спросила божественная племянница кесаря, пристально глядя на свою собеседницу.

— Как, госпожа? — воскликнула молодая девушка, до крайности удивленная вопросом. — Я изменю? Я предам?

— О, я знаю, что этого никогда не случится! — возразила Аврелия, увидев, как Цецилия подалась назад, и заметив непритворное изумление, в чем могла только выразиться натура чистая и нетронутая.

— А что тебе сказал этот ужасный Регул, когда я тебя уже купила и готовилась увести с собой?

— Регул! Регул! — ничего не понимая, повторила Цецилия. — Кто такой Регул?

Цецилия не знала имени своего палача и мучителя.

— Он стоял рядом с тем человеком, который продал тебя.

— Так это и есть Регул?… Он мне сказал, что я буду снова свободной, если стану ему повиноваться.

— А что ты должна была делать, чтобы ему повиноваться?

— Донести на своих благодетелей, Флавию Домициллу и Флавия Климента.

— На Домициллу и Климента? — вскричала пораженная Аврелия. — Что ты говоришь? Ведь это мои родственники.

— Родственники? — в свою очередь удивилась Цецилия.

— Да, родственники. Да разве ты не знаешь, что я племянница императора?

— Нет, госпожа! — просто ответила молодая рабыня.