Аврелия

Случай этот послан был самим Провидением. Домицилла сразу же получила известие об этой счастливой новости и сразу же решила приступить к делу — при помощи рабыни обратить в христианство госпожу. Но как это сделать? Как увидеть снова Аврелию после ее разрыва с родственниками и друзьями? Как можно было просить Аврелию именем неизвестного ей Христа отпустить рабыню, которую, вероятно, она захочет оставить у себя? Ни Флавия Домицилла, ни Флавий Климент не могли знать, что творится в душе Аврелии и каковы принятые уже ею решения, а им каким-либо способом надо было найти выход из этих обстоятельств, необходимо было как-нибудь побороть препятствия.

Но им помог опять случай, который при меньшей наблюдательности Флавия мог бы пройти незамеченным. Это была помощь молодого Веспасиана и епископа Климента. Флавия поведала им свое горе, рассказала о происшествии и не могла удержаться от выражения отчаяния, так как препятствий, на ее взгляд, было более чем достаточно.

— Но Аврелия, — заявил Веспасиан, — не может разгневаться на меня.

— Цецилия — наша дочь, — прибавил от себя Климент, хорошо знавший и молодую девушку, и ее преданность Христу. — Мы объясним невесте цесаревича, что у христиан все считаются братьями и что страждущие — первые, которых мы должны любить. Бог поможет — и мы убедим ее, подействуем на молодую патрицианку.

— Мне кажется, что ты должен будешь встретить у нее великую весталку, — заметила Флавия Домицилла. — Я знаю, что Аврелия давно уже заботится о ней!

— И чудесно, — сказал епископ. — Весталка поймет, что я должен хлопотать о девушке-христианке не для того, понятно, чтобы подобно Гельвию Агриппе наказать ее за что-нибудь, но чтобы спасти ее от рабства и дать ей счастье.

Таким образом Веспасиан и Климент появились в апартаментах весталки в доме Аврелии, и появились в тот момент, когда их совсем не ждали.

Царило глубокое молчание, и юный цесаревич первый нарушил его. Взгляд Аврелии доказывал, что она ждет от Веспасиана объяснений, а он не мог оставить ей одни лишь предположения.

— Да, дорогая Аврелия, — произнес он, — твоя родственница Флавия Домицилла прислала нас обоих, надеясь получить от тебя эту молодую девушку, сестру ее по вере в Христа.

— Госпожа, — добавил от себя приятным и нежным голосом епископ, — я первый пастырь стада Христова, несчастного и обездоленного; я сейчас же прибегаю на помощь моим несчастным детям, раз вижу, что они страдают, что они нуждаются в спасении. Вот для чего я пришел сюда.

— Дорогой Веспасиан и ты, учитель, — отвечала Аврелия, обращаясь к вновь прибывшим и торопясь объяснить им свои намерения. — Передайте Флавии Домицилле, что я предупредила ее желание. Она меня обвиняет в отсутствии человеколюбия и жалости (здесь Аврелия показала им полученное ею утром от нее письмо), но она ошиблась. Сейчас только мы говорили о свободе этой девушки, и я хотела отпустить Цецилию, а вы в это время и вошли.

— Правда, — произнесли одновременно Вибий Крисп, весталка и Метелл.

— Да, — сказала Цецилия, — госпожа хотела отпустить меня к своим. О, я этого никогда не забуду.

— Подожди, дорогой Веспасиан, подожди! — жестом остановила Аврелия слова благодарности, готовые уже слететь с уст молодого человека. — Все это я хотела, но, видишь, не сделала, так как, кажется, это невозможно.

— Почему невозможно? — спросили юноша и епископ, не скрывая овладевшего ими беспокойства.

Они знали, что желаемое всеми христианами освобождение Цецилии произведет целый переворот в Риме, покажется многим несомненно чудесным явлением, и боялись лишнего промедления и проволочек.

— Вот мой опекун Вибий может вам все это объяснить, — ответила Аврелия. — А я, признаюсь, ничего в этом не понимаю, — прибавила она все с тем же нетерпением по отношению к опекуну, сопротивлявшемуся ее желаниям.

Вибий Крисп в нескольких словах изложил им двоякую причину, которая, по его мнению, может воспрепятствовать осуществлению благородных побуждений его августейшей воспитанницы.

— Только эти препятствия? — спросил Климент. — Не много же. Мне кажется, что человек благоразумный всегда должен найти какой-нибудь выход, и найдет, — прибавил он твердым голосом.

— Вот, вот, — горячо заговорила Аврелия. — Вибий, дорогой мой, пойди от моего имени к Плинию Младшему, сейчас же пойди, — торопила она своего старого друга, — здесь дело очень серьезное.

Она уже не обращала внимания на те признаки возраставшего удивления, которые были написаны на лицах присутствующих, и с той же горячностью говорила:

— Дорогой Веспасиан! Знаешь ли, почему я особенно хочу, чтобы эта молодая девушка была свободна? Ах, если бы все знали! Есть один бесчестный, злой человек по имени Регул, который решил погубить моих родственников и разузнать все их секреты. И донеси на них Цецилия — она могла бы быть свободной, но она предпочла подвергнуться истязаниям, перенести пытки, чем повиноваться этому негодяю!