Аврелия

Из руки Гирзута сочилась кровь, но думать о ней ему и времени не было: все было поставлено на карту. Вот происхождение тех кровяных пятен, которые остались на треножнике и совсем смутили Домициана.

Завладев бумагами, Гирзут прежде всего отослал воззвание Антония в известную ему книжную лавку с приказанием немедленно снять с него копии и в течение ночи распространить их в народе.

В то же время он отправил в Германию курьера с шифрованным письмом приблизительно такого содержания:

«Мизитий подкуплен. Прокламации доставлены Регулом императору. Один экземпляр у него похищен, и Гальбуна, ваш союзник, снял с него копии в своей лавке. Несмотря ни на что, воззвание ночью будет разбросано по городу. Препятствий больше нет. Поднимайте ваше знамя и идите в Рим: здесь вас ждут. Прощайте».

Наконец Гургес, самое имя которого должно уже произноситься теперь с некоторым почтением благодаря новой его должности — носителя жезла Либитина, — этот Гургес вдруг был разбужен среди безмятежного сна тремя резкими ударами в дверь его жилища. Один из прислуживавших ему могильщиков открыл ее, и какой-то неизвестный потребовал, чтобы Гургеса разбудили для одного весьма важного дела. Тот быстро вскочил с постели, но едва увидел незнакомца, как физиономия его сейчас же выразила не особенное удовольствие от этого ночного, таинственного посещения.

— Ты друг великой весталки? — спросил резво незнакомец.

— Да, — самодовольно ответил Гургес. — Имею удовольствие быть другом столь уважаемой особы…

— Чудесно, — прервал его незнакомец. — В таком случае передай ей это письмо, — и он передал ему письмо Метелла к Корнелии, о котором мы говорили в предыдущей главе. — Ты все-таки предупреди великую весталку, — прибавил незнакомец, — что письмо это было в руках императора, но что я счастлив теперь возвратить его по назначению. Великая весталка и ее друзья должны обо всем этом знать и хорошенько подумать. Прощай!

И он исчез.

— Довольно странный и весьма необщительный человек этот незнакомец, — смеясь, пробормотал Гургес, заметив, что посетитель уже скрылся во тьме ночи.

Но улыбка Гургеса сейчас же пропала, едва он бросил при свете лампы взгляд на листок папируса, который до этого времени равнодушно вертел в своих руках. Лицо его приняло самое печальное выражение, какого, пожалуй, у него не было ни в одной похоронной процессии.

— Как! Император читал это письмо! — вскричал он, пробегая глазами беглый, мужской почерк. — Клянусь Венерой Либитинской! Эта бедная весталка погибла. И этого мало! Если я не ошибаюсь, тут доказательство заговора. Как это хорошо! Вот-то обрадуется жених нашей божественной Аврелии! И все это знает Домициан! Гургес, Гургес, тебя погубит дружба великих людей. Крепись, Гургес!

И он погрузился в глубокие размышления о дружбе великих людей и о том, как доставить по адресу тех же великих мира сего письмо Метелла Целера.

Гургес немного хвастнул, назвав себя другом великой весталки. Если читатель не забыл, Гургес очень многим был полезен в некоторых событиях нашего рассказа. Он и теперь по доброте своей не прочь был исполнить все, что от него требовалось, но как это сделать, что предпринять, — он не знал. Незнакомец поставил его в очень затруднительное положение. Весталка находилась теперь в атриуме, а Гургес и думать не смел переступить порог этого святилища. Он вспомнил про Цецилию: она могла бы ему помочь в этом трудном деле. Но могильщик сейчас же откинул эту мысль в сторону, не желая подвергать молодую женщину опасности.

— Это письмо мне руки жжет, — проговорил наконец Гургес после долгих бесплодных размышлений.

Он напрягал свои мысли, старался придумать хоть что-нибудь подходящее, но чем больше он думал, тем безотраднее становилось на его душе. Он не знал даже, как и предупредить весталку, а это надо было сделать сейчас же, не медля ни минуты…

Вдруг, будто осененный какой-то благой мыслью, Гургес повеселел и вскрикнул каким-то особенным голосом от удовольствия. Глаза его заблестели, он потирал руки. Выход из этого затруднительного положения был им найден… Через несколько минут четыре могильщика под предводительством Гургеса вышли из дому и направились куда-то по улицам Рима.

Куда они пошли? Что такое надумал Гургес?

Об этом мы узнаем несколько позже…

IV. «Сыны Давида»

Регул должен был явиться во дворец в полдень. Подходя туда, он заметил небывалое оживление. Обыкновенно дворец посещали лишь избранные, редко и притом в одиночку, для объяснений с цезарем по самым неотложным делам, а теперь, вмешавшись в толпу, Регул заметил и римский сенат во всем своем составе, и консула Квинта Волузия Сатурнина, и членов четырех жреческих коллегий, и наиболее почетных граждан.