Автобиография красного

Герион сидел на заднем сидении и наблюдал за краем лица Геракла.

Ночью ему снились шипы. Целый лес коричнево-черных колючих деревьев,

существа, похожие
на молодых динозавров (но странным образом красивые), ломились
по нему через подлесок, обдирая
шкуры, роняя их за собой длинными красными полосами. Он назвал бы
эту фотографию «Человеческие валентинки».
Геракл, сидевший на переднем сидении, опустил стекло, чтобы купить тамале.
Они ехали
по центру Лимы. На каждом светофоре вокруг машины
роились дети,
продающие еду, кассеты, распятия, американские доллары и «Инка-колу».
Vamos! крикнул Геракл,
выталкивая руки нескольких детей из машины, мать Анкаша
переключила передачу, и машина рванула вперед.
Яркий запах тамале наполнил машину. Анкаш снова погрузился в сон,
его голова упиралась
в большой узел из засаленной тряпки, которой была заткнута одна из дыр в боку машины.
С кондиционером взял!
широко улыбаясь объявил Геракл, когда вернулся из проката.
Мать Анкаша, как обычно,
ничего не сказала, но жестом согнала его с водительского кресла. Потом она
села за руль и они отправились в путь.
Они ехали и ехали через грязное белое месиво окраин Лимы,
вместо домов были груды мешков с цементом
под крышами из картона или круги из покрышек с горящей покрышкой в центре.
Герион смотрел,
как из этих картонных домиков возникают
дети в безупречно чистой форме
с острыми белыми воротничками и идут вдоль шоссе, смеясь, прыгая и высоко
держа свои ранцы. Потом Лима закончилась.
Машину сжал плотный кулак тумана. Они ехали вслепую. Никаких признаков
дороги или океана. Небо потемнело.
И так же внезапно туман закончился и они выехали на пустынное плато, а
по обе стороны от машины выросли
отвесные зеленые стены сахарного тростника. Тростник закончился. Они поднимались всё выше
и выше и выше и выше
по серпантину, высеченному прямо в скале, вверх и вверх, и так целый день.
Им встретились еще одна или две машины,
а потом они остались один на один с небом, которое поднимало их к себе.
Анкаш спал.
Его мать молчала. Геракл странно притих. О чем он думает?
спрашивал себя Герион.
Герион смотрел, как проносятся за окном доисторические скалы, и размышлял о мыслях.
Даже когда они были вместе,
он никогда не знал, о чем думает Геракл. Иногда он спрашивал,
О чем ты думаешь?
И это всегда оказывалось что-нибудь странное, вроде наклейки на бампере или блюда,
которое Геракл ел в китайском ресторане много лет назад.
О чем думает Герион, Геракл никогда не спрашивал. В пространстве между ними
образовалось опасное облако.
Герион знал, что ему нельзя обратно в это облако. Желание – это не шутки.
Он видел, как поблескивают черные пятна
на шипах. Геракл как-то рассказал ему о своей фантазии,
в которой какой-то мужчина привязывает
его руки к двери и занимается с ним сексом в машине. Возможно, об этом он сейчас и думает,
подумал Герион, глядя
сбоку на его лицо. Внезапно машина подлетела в воздух и с грохотом
рухнула обратно на дорогу.
Мадонна! вырвалось у матери Анкаша. Она переключила скорость, и они потряслись дальше.
На протяжении всего подъема дорога постепенно
становилась всё более каменистой и теперь превратилась в тропу, усыпанную
булыжниками. Казалось,
что опустилась темнота, но потом дорога снова повернула, и небо
распахнулось перед ними –
золотая чаша, в которой взрывались последние мгновения заката, – потом еще поворот,
и всё погасло в черноте.
Я бы сейчас не отказался от гамбургера, объявил Геракл.
Анкаш застонал во сне.
Мать Анкаша ничего не сказала. Машина проехала мимо цементного домика без крыши.
Мимо еще одного. Потом мимо группы
женщин, которые сидели на корточках и курили в ярком свете луны.
Уарас, сказал Герион.