Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Я спросила, можно ли взять этого ребенка на руки. Медсестра сказала: «Пробуйте. Делайте все что угодно». Я взяла этого маленького мальчика, наверное, шести или восьми месяцев от роду – возраст малышей со СПИДом трудно определить, как и возраст любого ребенка с ВИЧ/СПИДом. Я пыталась качать его, обнимать его, петь ему и, пока я ходила с ним по комнате, наткнулась на другого ребенка примерно того же возраста. Это была девочка, но она не издавала ни звука. Просто пялилась в пространство, и взгляд у нее был совершенно мертвый. Она сдалась, уже сдалась. Держа мальчика, я пыталась погладить ее по пушку на макушке, но она не реагировала.

Я спросила медсестру: «А можно положить их вместе?»

«Как я уже сказала, пробуйте все что угодно».

Я так и сделала: положила крикуна в кроватку к этому крошечному, вихрастому, инертному утенку. Малыш мгновенно перестал кричать. А девочка посмотрела на него – удивленно и таким осознанным взглядом! Подошли медсестры. Мы столпились у кроватки со слезами на глазах. Эти два малыша явно разглядели что-то друг в друге. Их крошечные ладошки соприкасались, они смотрели друг на друга крошечными глазами, такие потерянные. Между ними родилась связь. Они оба пробудились от кошмара.

Этот момент изменил меня.

Оказавшись на дне, я была так благодарна, что люди приходили навестить меня в больнице, что люди молились за меня. Я знаю, что в некоторых ресторанах, где я часто бывала, официанты собирались в кружок и молились за меня. Я знаю, что за меня молились несколько монахинь из Тибета. Люди, которых я едва знала, и те, кого не знала вообще, – все они молились, чтобы я выжила. Я точно знаю, что благодаря всем этим людям осталась жива. Меня переполняет благодарность. Именно она и именно они подтолкнули меня посвятить свою жизнь служению другим.

Клетки

В старшей школе у меня была лучшая учительница рисования на свете. Звали ее миссис Клуз. Летом она куда-нибудь ездила и записывала звуки тех мест, где побывала. Возвращаясь, она включала записи и заставляла нас нарисовать их. Да! Нарисовать звуки. До чего увлекательно было представлять себе другие места, опираясь на звук. Помню, однажды она привезла записи звуков нью-йоркского метро, и я попалась, как рыбка на крючок. Что это такое? Что там скрипит и грохочет? О чем говорят все эти люди? Куда они едут? Что постоянно происходит, и происходит, и происходит? Если бы я только знала, что всего через полтора года стану моделью и буду жить среди этих звуков.

Как-то она дала задание – сделать так, чтобы стиль рисования повторно отражал то, что нарисовано на картине. Я нарисовала слово «уникальный» (unique) в виде лабиринта. С помощью моего рисунка миссис Клуз продемонстрировала классу, что она имела в виду. Я тогда впервые почувствовала себя особенной. Каким-то образом она освободила меня. В тот год она перенесла инсульт. Из-за этого правую сторону ее тела парализовало. Она вернулась в школу и научилась рисовать левой рукой. Она была молодой, классной и красивой и никогда не сходила со своего пути. Она невероятно вдохновляла меня тогда – и вдохновляет сейчас.

Чтобы признать саму себя, нужна определенная дисциплина.

Иногда я гадаю, не потому ли у меня случился инсульт – уж слишком далеко я отклонилась от своего естественного пути, слишком далеко ушла от истинного курса своей жизни. Я задумываюсь о том, кричит ли в гневе наш организм, когда мы обманываем себя, когда пытаемся вписаться, даже если оказываемся не на своем месте. Что, если именно так я и поступила, вместо того чтобы просто быть собой. Вместо того чтобы быть художницей Шэрон, мамой Шэрон, подругой, сестрой, возлюбленной, дочерью, соседкой, членом общества. Все эти роли для меня естественны и правильны.

За свою жизнь я поняла, что, когда дело касается насилия, многие не до конца понимают, что именно насильник кажется сильным, убедительным человеком, у которого все под контролем. Жертвы могут казаться измочаленными и безумными, как будто они пьяны или лгут, могут казаться очень хрупкими – такими, что им невозможно поверить, на них невозможно положиться. Их отчаяние кажется неправильным, ненадежным. Насильник же будто спокоен и уверен. У него все под контролем. Это и есть человек, который своими угрозами довел другого человека до состояния подчинения. Конечно, у него все под контролем.

Люди упускают из виду, что в конечном-то счете именно насильник слаб. Это сломленный и очень неуравновешенный человек с психическими проблемами. Более того, неподготовленная к столкновению с ним жертва не знает, действительно ли насильник выполнит угрозу и убьет ее или же это очередное обещание. Если же это насилие в отношении другого человека, а не самой жертвы, страх становится еще сильнее, проникает еще глубже.

Люди упускают из виду, что в конечном-то счете именно насильник слаб. Это сломленный и очень неуравновешенный человек с психическими проблемами.