Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2

К этим товарищам относится, прежде всего, член партии Бурцев. Он живет вместе с Паукиным, знал об его антипартийных поступках, но не принимал никаких мер к тому, чтобы их прекратить, не сообщал о них даже ячейке. Гудков – кандидат [в партию], которого агитировал Паукин, – по-обывательски говорил на собрании, что последний хороший парень и нечего к нему придираться. В таком же духе говорил другой кандидат [в партию], Нефедов, и еще некоторые товарищи. Все же большинство партийцев дало большевистский отпор Паукину. В результате оживленных прений, в которых участвовало около 15 товарищей из 20 с лишним присутствовавших на собрании, ячейка постановила исключить Паукина из рядов ВКП(б), а вопрос о примиренчестве Бурцева, Гудкова и Нефедова обсудить особо[554].

Вызванный на допрос, Паукин винил себя. Он признавал, что «за последние года моего пребывания в г. Коломне я допускал ряд ошибок, доходил до разложения, <…> увольнялся за прогулы, попал в компанию товарищей, пьянствовал, политически стал малограмотным, плохо разбирался в политических и коммунистических вопросах». С 1926 года не платил членских взносов и не посещал партсобрания. «Затем через некоторое время решил исправиться, подал заявление и был принят канд[идатом] ВКП(б), но, так как у меня появились сомнения в правильности линии ЦК партии и т. Сталина, то я от получения чл[енского] билета отказался и решил быть беспартийным». Такое поведение стало знаком протеста: «Мне казалось, что все числа роста и соцстроительства есть дутые и что происходит обман рабочих. Я читал „Завещание Ленина“ у Энко и еще одного товарища, и после этого я стал считать Сталина карьеристом и что раскол партии происходит через него. Я был у Энко, который рассказывал мне о своем выступлении в инструментальном цехе о продзатруднениях и снижении зарплаты рабочим». Работавший вместе с Паукиным 28-летний председатель завкома Михаил Егорович Смирнов добавлял: «Он всегда ведет антисоветские разговоры. Он говорит, что соцсоревнование ничего не дает. <…> Детям совершенно есть нечего, умирают с голода. <…>. Однажды мне пришлось предложить ему работать в коммуне. Ответ: Ну вас к черту с вашей коммуной, все равно она скоро развалится. <…> С пятилеткой Паукин не согласен, говорит, что одни слова да дутые цифры»[555].

Паукин признавался, что распространял меланхолию в рядах коломенского пролетариата: «Мне казалось, что все цифры роста социалистического строительства [и] роста сельского хозяйства есть дутые, происходит обман рабочих и заблуждение, после этого я стал разделять троцкизм». 9 июля 1930 года Паукин пришел на работу в НИОП и, продолжая линию Энко, стал говорить рабочему Гудкову и профуполномоченному Смирнову о «плохом положении продовольствия <…> это потому происходит, что сделано много перегибов»[556].

Рабочим запомнились озвученные Паукиным цитаты из «Завещания Ленина», например: «„Сталин не может править народом; он груб“, об этом Ленин написал в письме. В результате мы переживаем недостаток в продовольствии, надо вперед рабочих накормить, а потом заставлять их работать. Я вот сам покажу на следующем собрании». Смирнов вспоминал на допросе: «Однажды, подходя ко мне, граж[данин] Паукин показал мне политическое „завещание Ленина“ и сказал, что с этой бумажкой я могу говорить с кем хочешь и где хочешь. Ленин писал, что Сталин как коммунист терпим, но руководителем быть не может <…>, т. Сталина назвал карьеристом: „пробил себе карьеру и вертит всеми, как хочет. Сталина нужно снять с ЦК, там ему не место“»[557].