Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2

В случае ил. 46 стоит отметить, что образы «буддизма» и «индуизма» с их иконографией многоруких богов в 1920-1930‑х годах очень далеки от их современного восприятия. «Будда» в понимании Юрия Ганфа, автора карикатуры, – отвратительное и страшное мифологическое существо, символ таинственно устроенной эксплуатации трудящихся темными силами. То, что «оппортунист» признает в «статуе Будды» (которую Ганф представляет себе просто ошибочно – именно Будда никогда не изображался многоруким, в таком виде существовали образы индуистских богов или буддийских подчиненных сверхъестественных существ, но никак не царевич Шакьямуни) знакомый политический сюжет, отчасти означает, что естественное для своего времени брезгливое отвращение к подобным религиозным символам оппозиционер уже преодолел. И это преодоление брезгливости – грех: «фракция» для коммуниста – предмет не восхищения, а возмущения.

Обыгранное ил. 47 (на вкладке) слово «двурушничать» происходит из жаргона нищих. Первоначально оно означало: сидя на паперти перед церковью, незаметно «протягивать сразу две руки», то есть ловчить, обманывать, нечестно пытаясь получить бόльшую прибыль, чем товарищи по несчастью. В изображении, что на рисунке, чуждый элемент тянется к буржуазной жизни и в то же время прикрывает ее партбилетом.

Еще один рисунок (ил. 48 на вкладке) обыгрывает тему двуличия оппозиционеров, которые выдают себя за честных коммунистов, но в то же время участвуют и в жизни второй партии.

Чистка 1929 года

Чистка 1929 года видела в оппозиционерах в первую очередь классово чуждый элемент: оппозиционеры, защищающие интересы мелкой буржуазии, обозначались ее визуальными атрибутами – галстуками и очками. Наделенные герменевтическими способностями карикатуристы умели, однако, раскусить их «сущность», обнаружить то, что отличает пролетариат от буржуазии, – «семейственность» и «очковтирательство»: оппозиционерам указывают на дверь не потому, что они в очках, а потому, что их поведение выдает их классовую природу, несовместимую с членством в ВКП(б).

Ил. 49. Накануне генеральной чистки. Рис. Ю. Ганфа. Правда. 1929. 6 апреля. С. 3

Ил. 49 учит зрителя: партиец обывателем быть не может. Ему полагается заботиться о мировой революции, а не о собственном благе. А если он все-таки безразличен – значит, держит партбилет для удобства. Вот он и боится, что проверочная комиссия разоблачит его, вырвет его из привычной жизни, как удар молнии. В каком-то смысле это попытка успокоить партийцев – речь идет о рациональной операции проверки партийных обстоятельств, а не о священнодействии, для честного партийца это рутинная операция, а не священнодействие.

Ил. 50 не оставляет сомнений в том, что контакт с оппозицией как чуждым элементом воспринимался как нарушение границ большевистской сакральности. Символическое осквернение должно было быть устранено с помощью ритуального очищения, каковым и являлась партийная чистка.

Ил. 50. Чистка – залог здоровья. Рис. М. Бабиченко. Правда. 1929. 15 мая. С. 3

В основу ил. 51 (на вкладке) положена цитата из «Песни о вещем Олеге» Пушкина. Яркий галстук на груди персонажа – намек на личную нескромность и бытовое разложение коммуниста. Отметим, что изображена ситуация до, а не после чистки, ожидание чистки, а не ее результат: всем посвященным было известно, что «вычищенный» лишался партбилета сразу и явно не мог оплакивать его по итогам неудачной чистки.

На ил. 52 символом семейственности в учреждении выступают стройные женские ноги в нижнем правом углу – в «своем» учреждении молодая красивая женщина всегда могла рассчитывать на устроенность положения. Напротив женщины – фигура пожилого мужчины, в профиль похожего на докладчика: это с большой вероятностью его отец, практика устройства партийцами родственников в советские и партийные учреждения в это время процветала, ликвидация семейственности была одной из декларативных задач чисток.

Из ил. 53 (на вкладке) следует, что даже ребенку в СССР должно быть понятно: пролетарий в грязной спецовке классово ближе партии коммунистов, чем советский служащий в костюме. Костюм совслужащего его выдает – это не строгий и скромный деловой костюм, а модные штаны в крупную «английскую» клетку (оксфордские брюки, бывшие последним писком московской моды в конце 1920‑х), двубортный пиджак и дорогой портфель из красной свиной кожи в тон лаковым рыжим ботинкам. Дополняет самообличающий костюм авторучка в кармане пиджака совслужащего (это достаточно дорогой и желанный атрибут в это время, недоступный обычному служащему), яркий галстук и модная прическа индивидуума, папироса в руке. У пролетария в руке не папироса, а молоток, ему некогда перекуривать. Контрастны выражения лиц – совслужащий скромен и даже зарделся, рабочий, напротив, пышет первобытной пролетарской силой и уверенностью.

Ил. 52. На чистке в «своем» учреждении. Рис. В. Козлинского. Чудак. 1929. № 28

Ил. 54. На чистке. Рис. Б. Ефимова. Чудак. 1929. № 16

Ил. 55. Партийная чистка. Рис. Mad. Руль. 1929. 8 декабря