Автоквирография

Себастьян отходит от холодильника и возвращается за стол.

– Однажды мы проехали сорок миль до Нифая…[29] – начинает он. – Ты круче, что говорить!

Я выдавливаю смешок.

– Нифай – это тоже круто.

– Мы посетили храм в Пейсоне, видели реэнактмент с тележками на Мормонской тропе…[30] Так что да, это круто.

Теперь смеемся мы оба. В знак сочувствия я кладу ему руку на плечо.

– Ну, может, в следующий раз круче будешь ты.

– Это вряд ли, – отзывается Себастьян, улыбаясь поверх банки с колой. От его улыбки в кровь мне выбрасываются эндорфины.

– Давай покатаемся на катере, когда доведем его до ума?

Себастьян ставит банку рядом со своей тарелкой.

– Ты уже катался без родителей?

– Ну, прицеп я самостоятельно не возил, но, думаю, справлюсь. В июле мы собираемся на водохранилище Пауэлл. Поехали с нами!

На долю секунды Себастьян мрачнеет, потом возвращается к обычному для себя амплуа классного парня.

– Отличная мысль!

– Вдруг нам повезет и скоро совсем потеплеет? – говорю я. – Вдруг лето придет раньше времени?

А вдруг он видит, как бешено колотится мое сердце?

– Очень надеюсь.

Глава восьмая

На выходных я каждую свободную минуту выбираю замену именам Таннер, Танн и Себастьян. В итоге Таннер становится Колином, Себастьян – Эваном. Условные имена получают все мои одноклассники. Осень превращается в Одри, Фуджита – во Франклина, Литературный Семинар – в спецкурс по химии, на который берут только отличников.

Мартышкин труд… Сохраняя роман в новой версии, где Колин западает на Йена, своего одноклассника-мормона, я чувствую, что изменения глупы и притянуты за уши.

В пятницу после уроков с распечаткой первых четырех глав под мышкой я иду от машины к парадной двери дома Себастьяна. Зуб даю, у них самый громкий звонок в мире! По крайней мере такое ощущение возникает, едва нажмешь на кнопку. Пульс подскакивает выше крыш, нервы не выдерживают напряжения и рвутся в клочья.

Теперь обратного пути нет. Сейчас я войду в дом Себастьяна. В дом епископа.

Вообще-то у мормонов я уже бывал – ходил в гости к Эрику, но у них все эдакое СПД-лайт. Там, где прежде висел портрет Спасителя, теперь фото Эрика-двенадцатиклассника. У них по-прежнему есть фотография храма на стене, но есть и кофеварка, как у всех цивилизованных людей.

Это к тому, что ожидания и предчувствия у меня, как у археолога накануне важных раскопок в Египте. Здесь мне предстоит сделать немало открытий.

За дверью стучат тяжелые шаги. Настолько тяжелые, что я думаю: это мистер Бразер, и тотчас паникую, потому что постригся и приоделся. Хотелось выглядеть более-менее по-мормонски, но вдруг получилось откровенно по-гейски?

Вдруг мистер Бразер мигом разгадает мои намерения, прогонит меня и запретит сыну со мной общаться?

Паника стремительно нарастает. Одет я опрятно, но это по обычным меркам. Я страстно желаю Себастьяна. Мой отец – еврей, это плохо? Евреев в Прово немного, но в нашей семье никакие заповеди не соблюдают, вот я и не задумывался о том, что из-за этого почувствую себя совсем чужим. Боже, я ведь толком не представляю, что значит слово «завет». На затылке у меня проступает пот, дверь распахивается…

Нет, на пороге Себастьян, он крепко обнимает за шею мальчишку помладше.

– Это Аарон, – говорит Себастьян и чуть поворачивается, чтобы я лучше рассмотрел его братишку. – А это Таннер.

Аарон долговязый, улыбчивый, с копной темных волос – в общем, Себастьян в миниатюре. Генетика не подкачала, браво!

Аарон отталкивает брата и протягивает мне руку.

– Привет!

– Рад знакомству.

Аарону тринадцать, но не он, а я гадаю, как правильно пожать ему руку. Мормоны – доки гребаного этикета.

Я отпускаю руку Аарона и улыбаюсь, сдерживая порыв извиниться. С руганью нужно завязывать, даже если она только у меня в голове.

Словно почувствовав, что в душе у меня беззвучный Апокалипсис с Армагеддоном, Себастьян уводит брата в дом и кивком велит мне следовать за ними.

– Заходи! – говорит он, потом улыбается. – Не бойся, мормонизмом не заразишься!

В доме безупречный порядок, все очень, очень по-мормонски. В такой обстановке росла моя мама?

За прихожей гостиная, там два дивана, стоящие напротив друг друга, пианино и огромная фотография храма Солт-Лейк[31]. Рядом с фото храма – обрамленный портрет Джозефа Смита. Я следую за Себастьяном по коридору мимо «горки», на которой белая статуэтка Иисуса с распростертыми руками, фотографии четверых детей в рамках, свадебная фотография родителей во всем белом. Оба кажутся чуть ли не подростками, а у невесты платье с таким глухим воротом, что шея закрыта до самого подбородка.

На кухне, как я и ожидал, нет кофеварки, зато, к моей великой радости, на стене у стола висит большое, восемь дюймов на десять, фото Себастьяна. Он стоит на изумрудной лужайке с Книгой Мормона[32] в руках и улыбается во весь рот.

Себастьян перехватывает мой взгляд и откашливается.

– Выпьешь что-нибудь? Есть рутбир, «Хай-си»…[33] лимонад…