Автоквирография

Эта мысль не идет у меня из головы, особенно здесь, в этом доме, где все указывает на ее правильность – разумеется, Себастьян хочет стать таким. Он уже такой. То, что он легко увидел себя в моем романе, что он в курсе моих чувств к нему, не меняет абсолютно ничего.

Даже комичность моего романа меня больше не волнует – я показал бы Себастьяну первый вариант, в котором он занимает все мои мысли, пообещай он мне остаться.

Он хочет служить на миссии? Хочет отдать церкви два самых лучших, безумных, диких, беззаботных года? Он хочет отдать ей жизнь – в буквальном смысле отдать жизнь?

Я смотрю себе на руки и гадаю, зачем я здесь. Пейдж с блестящим сердечком до меня далеко. Я – король наивных креветок.

– Таннер!

Я поднимаю голову. Судя по пристальному взгляду, Себастьян окликал меня не раз.

– Что?

Он пытается улыбаться. Он нервничает.

– Ты что-то притих.

Если честно, терять мне нечего.

– Я немного в шоке от того, что ты на два года отправляешься на миссию. Типа я только сейчас осознал, что это за миссия.

Разжевывать и раскладывать по полочкам больше не нужно. Себастьян все понимает, он улавливает подтекст: «Я не мормон, ты мормон», «Надолго мы останемся друзьями?», «Просто другом тебе я быть не хочу». Он понимает и улавливает, по глазам вижу.

Вместо того чтобы проигнорировать мои слова, или сменить тему, или посоветовать мне приобщиться к искусству молитв, Себастьян встает и поправляет задравшуюся сбоку футболку.

– Пошли прогуляемся, нам обоим нужно многое осмыслить.

На вершину горы ведет миллион троп, и в хорошую погоду на каждой кого-нибудь да встретишь. Но погода в Юте непредсказуемая, теплый фронт давно прошел, поэтому гуляющих нет.

Сегодня гора наша, мы бредем вверх по раскисшему, топкому склону, пока у обоих не сбивается дыхание, а дома в долине не превращаются в точки. Лишь когда останавливаемся, я понимаю, с каким рвением мы карабкались по тропе, изгоняя каких-то демонов.

Возможно, одного и того же демона.

Сердце бешено колотится. Мы явно направляемся куда-то для Разговора с большой буквы – иначе почему бы не положить на школьный проект и не врубить «икс-бокс»? – и от того, к чему он может привести, у меня тихонько едет крыша.

Ни к чему он не приведет, Таннер. Ни к чему.

Себастьян садится на большой камень и чуть наклоняется вперед, чтобы положить руки на бедра и отдышаться.

Сквозь куртку видно, как в такт дыханию у него перекатываются мышцы спины. Спина крепкая, прямая – у Себастьяна невероятная осанка. Я смотрю на него и предаюсь сквернейшим фантазиям. Я ласкаю его всюду, он ласкает меня всюду…

Хочу его!

Сдавленно рыкнув, я отворачиваюсь. Взгляд падает на большую букву Y на горе возле университетского кампуса. Откровенно говоря, видеть ее совершенно не хочется. Буква бетонная и, по-моему, выглядит отвратно, но и в городе, и в кампусе перед ней чуть ли не преклоняются.

– Не нравится буква?

Я поворачиваюсь к Себастьяну.

– Почему же, нравится.

Себастьян смеется – над моим тоном, наверное.

– У СПД есть предание, что индейцы, жившие здесь давным-давно, рассказали братьям-переселенцам про ангелов, которые обещали всем, кто здесь обоснуется, процветание и благодать.

– Примечательно, что индейцы здесь больше не живут именно из-за тех колонистов.

Себастьян подается вперед и ловит мой взгляд.

– Похоже, ты сильно расстроен.

– Да, расстроен.

– Из-за моей миссии?

– Уж точно не из-за бетонной буквы над кампусом.

Себастьян мешкает, сводит брови.

– То есть… Разве ты не знал, что на миссии служит большинство мормонов?

– Знал, но мне думалось…

Взгляд мой устремляется к небу, с губ слетает смешок. Я полный кретин!

Разве мне хоть раз удавалось сдержать чувства, остановить, чтобы в кровь не попали?

– Таннер, я уеду только на два года.

Смех мой звучит до неприятного сухо.

– Только… – Я качаю головой и перевожу взгляд себе под ноги. – Ну, если так, расстраиваться не из-за чего.

Воцаряется тишина, она как глыба льда, упавшая между нами. Я полный идиот и сейчас веду себя по-детски – превращаю ситуацию в мучительно неловкое нечто.

– Ты хоть звонить мне сможешь с этой своей миссии? – спрашиваю я. Звучит по-идиотски? А мне уже плевать!

Себастьян качает головой.

– А имейлы присылать или эсэмэски?

– Я могу отправлять имейлы родственникам, – объясняет Себастьян. – Могу пользоваться фейсбуком, но… только по делам церкви.

Я чувствую, что Себастьян поворачивается и смотрит на меня, но сильнейший порыв ветра, больно хлещущий мне в лицо, тоже чувствую. Словно само небо пытается выбить из меня дурь.

Проснись, Таннер! Проснись, мать твою!

– Таннер, я… Я не понимаю… – Себастьян трет себе щеку и качает головой. Заканчивать фразу он не собирается, но я сама настойчивость:

– Что ты не понимаешь?

– Не понимаю, почему ты так расстроен.