Автоквирография

Я поворачиваюсь к Себастьяну, и все происходит с невероятной скоростью. Я ловлю его пристальный взгляд, а секунду спустя его губы касаются моих. У Себастьяна они такие теплые и гладкие… Боже, как хорошо! Не сдержавшись, я издаю какой-то захлебывающийся звук. У Себастьяна вырывается такой же, потом урчание перерастает в смех. Отстраняется он с самой широкой улыбкой на свете и тут же целует снова, глубже и требовательнее, придерживая меня руками за шею.

Себастьян приоткрывает рот, и я чувствую осторожное прикосновение его языка. За опущенными веками у меня взрываются фейерверки, я буквально слышу их треск. Наверное, это плавятся мои мозги или рушится мой мир. Или в нас попал метеор, и мне дарованы последние мгновения блаженства – после я отправлюсь в чистилище, а Себастьян – в другое, куда лучшее место.

Знаю, для него это не первый поцелуй, но первый настоящий.

Глава девятая

На обратном пути я не знаю, что делать с руками, а уж со спутанным клубком эмоций – и подавно. Случившееся на вершине горы отпечаталось в каждом моем синапсе – уверен, и через четыре десятилетия я не забуду, что чувствовал при каждом прикосновении Себастьяна.

Мама вечно велит мне анализировать свои чувства. Итак, сейчас, помимо дурманящей страсти, я чувствую

Нервозность

Неуверенность

Нестерпимое желание, чтобы это повторилось и поскорее.

Впрочем, все не самые приятные чувства перекрывает эйфория.

Я

Целовал

Себастьяна!

Я чувствовал его губы на своих, чувствовал его язык, чувствовал отзвуки его смеха в разделяющем нас пространстве. Мы целовались снова и снова. Целовались и так, и эдак. Быстро и лихорадочно, медленно и так глубоко, что я подумал о сексе и долгих вечерах в укромности чьей-то спальни. Себастьян прикусил мне губу, а я, ответив тем же, услышал стон, который не стихнет в моих безумных мыслях до конца выходных. Я чувствовал… что должно быть именно так, черт подери! Что мои предыдущие поцелуи настоящими не назовешь. Может, звучит глупо, но казалось, Себастьяна я целовал каждой клеточкой тела. От такого весь мой «опыт» стирается и вспоминается с трудом. Мы целовались, пока холод не проник нам под одежду.

Хотя нет, сейчас вспоминается, что целовались мы, пока Себастьян не отстранился из-за того, что я теребил подол его рубашки.

Себастьян сказал, что с парнями раньше не целовался, но с техникой он явно знаком – уверен, девушки у него были. Впрочем, от маниакального желания буквально трясло нас обоих, так что, возможно, этот раз стал принципиально новым и для него.

А он… сексом уже занимался? Думаю, нет – Осень наверняка постебалась бы, мол, отдельные мормонские детишки самые распутные в школе, но что-то подсказывает мне: Себастьян не такой. То есть он соблюдает нормы своей религии, конечно, если забыть о сегодняшнем.

Интересно, а со мной он занялся бы сексом?

Этот вопрос лишает меня покоя и превращает кровь в кипяток.

Да, это называется «бежать впереди паровоза», но я возбужден, счастлив и не знаю, что будет дальше. Мы начнем встречаться? Хотя бы тайком?

Себастьян захочет увидеться со мной снова?

Перед мысленным взором появляется мама и топает ногой, призывая меня тщательно обдумать случившееся. Но мамин образ быстро уходит на задний план и тает: слишком свежи в памяти поцелуи Себастьяна.

Когда мы встали с камня и отряхнулись, вокруг нас словно пузырь лопнул. Впрочем, и вне его на вершине горы мы с Себастьяном наслаждались уединением. С каждым шагом вниз по склону защитная оболочка тает. Внизу простирается обширный аккуратнейший Прово.

Не хочу туда! Не хочу домой! Как бы я ни любил свой дом, свою семью, свою комнату, свою музыку, мне больше нравится быть с Себастьяном.

Себастьян молчит, что ничуть не удивительно. Он идет на безопасном – мне не дотянуться! – расстоянии и не сводит глаз с тропы. Не сомневаюсь, у него в душé еще больший бардак, чем у меня. Впрочем, бардака хватает и мне – я не могу решить, стоит ли поговорить о случившемся.

С девушкой в подобной постпоцелуйной ситуации (до сегодняшнего дня в Прово я целовал только девушек) мы держались бы за руки и, спускаясь к городу, я старался бы подчинить тело голосу разума. Наверняка после поцелуев с парнем произошло бы то же самое, но только не после поцелуев с парнем-мормоном, который, если нас засекут держащимися за руки, попадет под шквал обсуждений и молитв.

Тем не менее… Вопреки всему этому я надеюсь, что ничего плохого в нашем молчании нет. Себастьян периодически оглядывается, улыбается, и на душе у меня светлеет. Но потом я вспоминаю его непринужденную (несмотря на стресс) улыбку после разговора с матерью, его непринужденную улыбку при общении с девушками в школе (ему нравятся только парни), его непринужденную улыбку на семейных фото (от родных он скрывает нечто очень личное и важное)… Неуверенность в том, что я способен отличить по-настоящему непринужденную улыбку от фальшивой, терзает похлеще ножевой раны.

– Эй, ты как, ничего? – Мой голос предательски дрожит.

– Ничего, – отвечает Себастьян, продолжая улыбаться.