Автоквирография

Пугает то, что случится через пять минут, когда мы спустимся на тротуар у его дома. Если бы мог, я вытащил бы его из города – посадил бы в машину, увез бы подальше отсюда, потом ночь напролет говорил бы с ним о случившемся и помогал бы справиться. Знаю, что он будет сейчас делать – то же самое, что я после самого первого поцелуя с парнем, – спрячется в своей комнате и начнет убеждать себя в том, что причина в любопытстве и только в нем.

– Чем займешься на выходных?

Себастьян делает резкий вдох, будто для ответа на мой вопрос нужно взять себя в руки.

– Завтра у меня футбольный матч, а потом мы с Лиззи отправляемся в Орем помогать одной семье с переездом.

Ясно, в программе служение. И Орем. Да… Там еще захолустнее, чем в Прово, хотя местами дома получше.

– Откуда перебираются те бедняги?

– Из Прово, – отвечает Себастьян, взглянув на меня с недоумением.

– Тебя послушать, так в Орем никому ниоткуда переезжать не захочется!

В ответ на это Себастьян смеется по-настоящему – даже глаза превращаются в щелки, и я любуюсь им.

– Нет, я просто… – Он делает паузу, потом снова смеется. – Ну да, по-моему, в Орем захочется переехать только из Прово.

– Себастьян! – окликаю я.

Он краснеет и улыбается застенчиво, но при этом соблазнительно.

– Что?

– Тебя не беспокоит то, чем мы сейчас занимались?

Он бледнеет и отвечает, на мой взгляд, чересчур торопливо:

– Нет, нисколько.

– Точно?

Застенчиво-соблазнительная улыбка становится великодушной, словно я спросил, вправду ли ему понравилось пересушенное стракотто[38] от моей мамы.

– Да, конечно.

Потребность в физическом контакте заставляет тянуться к его руке, но Себастьян вздрагивает и, на миг запаниковав, озирается.

– Я… мы… Нет! Не надо! – Слова звучат отрывисто, как удары топора в руках неумелого дровосека.

– Извини.

– Не так близко к городу.

Очевидно, выражение лица я контролирую куда хуже Себастьяна, потому что он морщится и шепчет:

– Не смотри на меня как на полную дрянь! Такова реальность. Мне нельзя… говорить об этом… только не в городе…

Весь вечер я игнорирую долгие – надо поговорить! – мамины взгляды и прикрываюсь горами домашки. Заданий впрямь горы, но сегодня пятница, и мне никто не верит. Звонит Осень. Звонит Мэнни. Звонит Эрик. Все куда-то собираются, все что-то планируют, но это «что-то» – дуракаваляние, за неполных три года не изменившееся. Хлебать рутбир или слабоалкогольное пиво и смотреть, как парочки отходят потискаться в темном углу, сегодня совершенно не хочется.

Хочу побыть один, но не чтобы пускать слюни на горячих мальчиков-моделей, которыми пестрит моя лента в инстаграме. Хочу прокрутить в памяти наше восхождение на вершину горы. Снова и снова – все, кроме конца прогулки.

Такова реальность.

Только не в городе.

Я захандрил бы от тоскливой правды, но перед сном прилетает послание от Себастьяна – эмодзи – заснеженная горная вершина. Это как керосин, вылитый на свечку, мерцающую у меня в груди.

Вскочив с кровати, я расхаживаю по комнате и улыбаюсь экрану телефона.

Гора. Наша прогулка. Себастьян у себя в комнате и, возможно, думает о нашей прогулке.

Мысли тотчас сбиваются с правильной траектории: возможно, Себастьян в постели…

Здравый смысл машет оранжевыми флажками: стоп, мол, пора вернуть мысли в нужное русло.

Я сдерживаю порыв отправить в ответ радугу, или баклажан, или язык и останавливаюсь на закате над горой. Себастьян присылает эмодзи – футбольный мяч. Да, завтра у него игра. Я отвечаю лодкой – напоминаю, куда мы могли бы оправиться этим летом. Если он на миссию не уедет…

Телефон в руке сигналит.

Поговорим о твоем романе?

Да, конечно.

Сердце пускается бешеным галопом. В суматохе переживаний, признаний и поцелуев я позабыл, что Себастьян прочел готовые главы и понял, что они о нем. Я позабыл – а Себастьян, очевидно, нет, – что роман таки придется сдавать.

Я поправлю текст.

Уберу все очевидное.

Если хочешь, поговорим об этом при встрече.

Я морщусь и прикладываю ладонь ко лбу. Осторожнее, Таннер!

Да, конечно, давай.

После этого он присылает простое:

Спокойной ночи, Таннер.

Я отвечаю тем же.

Вспоминается его сегодняшняя фраза: «Даже не знаю, легче стало или тяжелее».

– У меня около пятнадцати тысяч слов, – вместо приветствия заявляет мне Осень в понедельник после обеда. Она садится на свое место в классе, где проходят семинары, и выжидающе на меня смотрит.

Я задумчиво скребу подбородок.

– А у меня около семидесяти стикеров.

Это ложь – готовых глав у меня уже прилично. Каждый вечер слова из меня так и хлещут. Я ничего не изменил, хоть и обещал Себастьяну. Я даже добавил, желая запечатлеть каждую секунду.

– Таннер, – начинает Осень тоном школьной училки, – в работе оценивается число слов. Подумай с этой позиции.

– Не могу, я ни в чем число слов не оцениваю.

– Ты меня удивляешь, – невозмутимо парирует Осень. – В романе должно быть от шестидесяти до девяноста тысяч слов. Ты что, пишешь на блоке стикеров?