Автоквирография

Ладони у него такие теплые и дрожат. Я закусываю губу, чтобы не потерять самоконтроль. Себастьян неловко придвигается ко мне и смотрит в глаза, даже когда его губы касаются моих. Я, кажется, даже не отвечаю на поцелуй – просто сижу на траве, разинув рот от изумления.

– Я тоже тебя люблю. – В этот раз он целует крепче. В этот раз на поцелуй я отвечаю.

Я отстраняюсь, наверное, потому что слегка ослабить самоконтроль надо, складываюсь пополам и закрываю лицо руками. Да, все происходит точно так, как мне много раз мечталось, но я весь в шрамах, и вряд ли они затянутся под пристальным взглядом Себастьяна. Мне нужно минут тридцать, чтобы решить, как реагировать на услышанное. Чтобы не сразу кувыркаться с ним на лужайке, а вести себя чуть сдержаннее.

– Я пока не догоняю, дай мне минутку, чтобы полностью ориентироваться, ладно? – прошу я. – Расскажи, что случилось.

Себастьян кивает, щеки у него горят.

– Ладно. Помнишь, мои родители обсуждали парня по имени Бретт? Ну, мы с тобой еще их подслушали? – спрашивает Себастьян.

Тот парень женился на своем бойфренде, а мать Себастьяна беспокоилась о его родителях.

– Ага, помню.

– Короче, они с мужем перебрались из Калифорнии в Солт-Лейк-Сити. Похоже, в местном приходе из-за этого разыгралась целая драма. – Себастьян переворачивает наши ладони и указательным пальцем обводит мне жилки. – Так можно?

– Да, наверное, – смеюсь я, потому что ответ мой – звуковой эквивалент виляния хвостом, а мне по барабану, стеснения ни капли.

– В общем, Бретт вернулся в Юту, и мои родители обсуждали это за ужином. Бабушка с дедушкой тоже присутствовали. – Себастьян смеется и внимательно смотрит на меня. – Момент я, конечно, выбрал неудачный, просто… возможность открылась сама собой.

– Ясно, открылась возможность открыться.

Он снова смеется.

– Так вот, за ужином они обсуждали Бретта и Джоши, а я отложил приборы и спросил, что случилось бы, окажись геем один из нас.

– Взял и спросил?

– Ага. – Себастьян кивает, кивает и кивает, словно самому не верится. – За последние недели я весь извелся. Больше не верится, что мои проблемы раз – и исчезнут. Я все если бы да кабы перебрал. Типа если ты уедешь, перестану ли я западать на парней? Смогу ли в один прекрасный день жениться на девушке, например на Мэнди? Если честно, то нет. Мне с тобой хорошо. Отчасти потому, что ты это ты, отчасти потому, что ты…

– Парень! – Я тычу себе в грудь.

– Да. – Себастьян улыбается по-настоящему. Он делает паузу, и я догадываюсь, что услышу дальше. Солнце, будто специально выбрав момент, проглядывает сквозь густые ветви. – Я чисто-конкретный гей.

Я ликующе смеюсь, порывисто обнимаю его шею и валю на траву. Себастьян хохочет, позволяя зацеловывать ему лицо и шею.

– Не сочти за распальцовку, но я страшно горд слышать такое от тебя.

– Я тренировался, – признается Себастьян. – Произносил эти слова в подушку. Шептал, когда ехал на велике. Повторял каждый день после нашего расставания. Мерзкими они больше не кажутся.

– Потому что ничего мерзкого в них нет. – Я отрываюсь от Себастьяна и вспоминаю, что не дослушал его историю до конца. – Так ты задал родителям гипотетический…

– Мама резко притихла, – рассказывает Себастьян. Наши улыбки гаснут, потому что веселой потасовке конец. – Бабушка с дедом переглянулись: ну вот, мол, приехали. Бабушка начала резать свой стейк малюсенькими кусочками. Лиззи встала и увела Аарона с Фейт в другую комнату. – В глазах у Себастьяна боль. – Лиззи, самый близкий мне человек, решила уберечь младших от такого разговора. Кажется, никто особо не удивился.

Теперь я понимаю, как разбиваются сердца. С губ у меня слетает какая-то сочувственная невнятица.

– «Себастьян, ты о поведении или о сиюминутной страсти?» – наконец спросил папа. А ведь он никогда не зовет меня полным именем. – Себастьян нервно сглатывает. – Я ответил, что о любом из вариантов или об обоих сразу. На это папа сказал, что на священнодействие продолжения рода имеют право лишь законные супруги, а все прочее подрывает основы нашей веры.

– Примерно то, что ты ожидал, – осторожно замечаю я. Выслушав Себастьяна, я думаю, что могло быть и хуже – вот лучшее доказательство того, как все запутано. – По-твоему, они наконец готовы к откровенному разговору?

– С того ужина прошла неделя, – шепчет Себастьян. – Никто из родных со мной до сих пор не разговаривает.

Неделя…

Неделя!

Не разговаривать с родителями неделю для меня уму непостижимо. Даже когда уезжают в командировки, они каждый вечер звонят и расспрашивают нас с Хейли обо всем куда подробнее, чем в обычные дни. А Себастьян живет в одном доме с родными, которые уже неделю относятся к нему как к призраку.

Даже не знаю, как именно мы ухитряемся сменить тему, но происходит это вскоре после рассказа о том ужине. Просто чувствую, что Себастьяна мне не утешить. Я пробую – ничего не получается, и просто укладываю его на спину рядом с собой. Мы смотрим на ивовые ветви, и я потчую его тупыми сплетнями, которые слышал от Осени.