Автопортрет неизвестного

Конечно, Алексей знал. Академика Татарникова хоронили с некрологом в «Правде» и «Известиях». Со всеми подписями: Брежнев, Андропов, Гришин, Громыко и так далее. Ведь не только крупнейший ученый, но и член партии с девятьсот лохматого года, как говорил Мишка. Да хоть с сентября семнадцатого, все равно до революции, значит, «старый большевик». Друзья деда, очевидно, скончались ранее. Верных учеников у него не было. Сын был совершенным ничтожеством, алкашом, пропивающим мозги и отцовскую библиотеку, книги с подписями Вернадского и Иоффе, Курчатова и Берии. Жена сына – тоже пьяница и наркоманка. Мишка был одинок, нищ и в полной заднице. Не считать же боевым ресурсом прописку в засранной семикомнатной квартире, в доме, на котором висит мраморная доска: «Здесь жил и работал выдающийся советский ученый, Герой социалистического труда…» Кстати, эту доску открывал сам Анатолий Петрович Александров, президент Академии наук. Ну и иди к Александрову, чудило! Падай в ножки, проси во имя дедушкиной памяти. Стыдно? Или не догадался? Смешно, что Алеша Перегудов оказался для Миши Татарникова единственным шансом.

Алексею на минуту стало жалко Мишку. Он представил себя на его месте. Просящим и жалко храбрящимся. И ехать за триста верст от Семипалатинска – или куда там его засылали – тоже не хотелось. Пропащее дело. Тем более – он на пяток секунд внутри этой минуты совсем плотно влез в Мишкину шкуру, – тем более если ты алкаш или колешься. От ломки сдохнешь.

Но только на минуту. Алексей вспомнил свое унижение, свой бессильный гнев, когда эти две самоуверенные морды – Наташа Ильясова и, главное, Мишка Татарников – объясняли ему, что Сотникова – «не наша; из другого инкубатора; не приводи ее к нам».

Вспомнил Мишкины речи во всех подробностях.

Вот и получи, дружок, ответный пас. Не сдохнешь ты там, а наоборот. Сойдешь с иглы и станешь настоящим мужчиной.

– Видишь ли, – сказал он, крепко усевшись в кресло; Мишка сидел на стуле перед его письменным столом. – Диссертации у тебя нет. Диплом твой я внимательно посмотрел. Диплом у тебя неплохой, даже, можно сказать, хороший. Но – просто хороший.

Он замолчал и вдруг подумал вот что: как ни крути, а он женился на обожаемой, умнейшей, прекраснейшей Лизе – хотя чуть своенравной, но своенравие только украшает современную женщину, – он на ней женился потому, что король компании Мишка Татарников и королева Наташа Ильясова невзлюбили Сотникову. Значит, отвратительная Мишкина выходка стала залогом его, Алеши Перегудова, семейного счастья? То есть Мишка не только ни в чем не виноват, но и, напротив, имеет заслуги?

Э, нет! Потому что так выйдет, что вот, например, воры меня начисто обокрали, всю квартиру обчистили, и я, гол как сокол, поехал на БАМ заработать, там из-за полного безденежья трудился на всю катушку, сделал мощную карьеру и теперь я главный инженер и член бюро обкома партии, и значит, я должен благодарить этих воров? Нет-нет-нет! Умел воровать – умей ответ держать, детинушка, академический сын…

Тем более что Мишка подбивал клинья к Сотниковой, оказывается. Приглашал скататься в Ялту, вот ведь подлец, прямо под носом у товарища.

– Но это уж ладно, – сказал Алексей. – Тут кое-что серьезнее. – Он чуть подался к Мишке и прошептал: – Не бойся, я никому не скажу. Обещаю. Клянусь. Ты пойми меня, я не могу взять на работу, точнее, рекомендовать, я ведь не принимаю кадровых решений, я только рекомендую… У нас, как ты знаешь, режимы, допуски, это очень серьезно. Не могу рекомендовать к нам на работу, – и докончил шепотом: – Человека, который связан с мировым масонством.

– А? – дернулся Мишка. – Что?

– Ну ты же рассказывал мне про этого бельгийского ректора, с которым твой дед корешил еще с тридцатых, когда в Париж ездил… Масонская ложа с министрами и генералами, миллионерами и послами… Забыл?

– А? Ты, вообще, с ума? – Мишка вскочил, замахал руками.

Алексей расхохотался:

– Да я же шучу, ты что! Шуток не понимаешь? Шучу, конечно! Сядь. Успокойся. Кстати, есть мнение, что никаких масонов нет! Что-то типа дедушки Мороза, так что наврал твой ректор из Бельгии… – Потом перестал смеяться, хлопнул ладонью по столу, посерьезнел: – Дело вот в чем. Ты хороший специалист. Но у нас тут собирается команда не просто хорошая, а исключительная. – Алексей понимал, что поступает гнусно, слишком тяжко мстит за юношеские, почти что подростковые обиды, мстит за то, что его поссорили с девочкой, мстит за уязвленное самолюбие второсортного наследника, но остановиться не мог, чувствовал вкус мести и наслаждался ею. – Так что, если мы примем на работу специалиста не исключительного, а просто хорошего, тем самым мы снизим потенциал всей команды. Потому что мы будем вкладываться в него, – чеканил Алексей, почти дословно повторяя то, что Мишка каких-то шесть лет назад говорил про Сотникову, – а он не сможет ответно вложиться в нас во всех, то есть в общее дело! Ты, надеюсь, меня понимаешь и не обижаешься. Но знай, что при всех обстоятельствах ты остаешься моим другом.