Автор и герой в эстетическом событии

¹⁴⁰ Ср. Мф. 10, 39. Бахтин интерпретирует в ключе своей «архитектоники» знаменитый императив Христа. Отметим, то этот императив был воистину «камнем преткновения и камнем соблазна» для русской философии рубежа XIX–XX веков: так, Д. Мережковский привлекал именно его для обоснования своей печально известной концепции «двух бездн».

¹⁴¹ Здесь можно было бы вспомнить про другой случай (в той же традиции русской философии) компромисса при решении проблемы чужой душевной жизни, – мы имеем в виду признание определенной правды за идеей вчувствования, но, вместе с тем, противопоставление вчувствованию иного принципа отношения к другому: кроме каку Бахтина, такого рода теоретические построения присутствуют у Н.О. Лосского. Лосский данную проблему решал как гносеологическую; согласно же его основной гносеологической предпосылке, предмет познания должен быть имманентен познающему сознанию, хотя и трансцендентен субъекту сознания. Содержание индивидуального сознания, по Лосскому, потому разделяется им на «мое» и «данное мне». «“Мои” состояния сознания образуют единство Я» (Лосский И. Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма. СПб., 1903. С. 190), – весьма близко к представлениям Бахтина, под «Я» Лосский понимает «систему моих стремлений» (там же. С. 170). «“Данные” состояния образуют объективный мир <…>. Сознавая и этот мир, Я не создает его, а относится к нему как зритель» (там же. С. 190); в частности, если «объектом» для Я являются другие «я», то Я непосредственно сознает не только свои состояния, но и состояния других «Я». Способность к этому Лосский называет интуицией, свое же гносеологическое учение – интуитивизмом. Ясно, что центр тяжести в «компромиссе» у Лосского и у Бахтина смещен в противоположные стороны. Бахтин лишь нехотя признает в своей эстетике момент «вчувствования» и весь акцент делает на «вненаходимости». Напротив, Лосский, учитывая внеположность объекта субъекту, переносит объект в сознание субъекта, осуществив тем самым в своей теории полное торжество идеи вчувствования. Будучи сильно заинтересованным, как и Бахтин, в «проблеме чужого Я», поставленной в русской философии А.И. Введенским, Лосский от нее пришел к принципиально иным (по сравнению с Бахтиным) философским результатам – к мистико-метафизической концепции всеединства. Первичные интуиции этой концепции можно распознать уже в его философии 90-х годов.

¹⁴² О познавательной силе «сочувствия» писал, например, А.И. Введенский. В целом он был убежден в недоступности для нас чужой душевной жизни (ср. прим. 48). Любопытно, что, рассуждая об этом, Введенский не раз обращался к примерам «общения» с литературными героями. Так, доказывая, что в другом мы переживаем свои собственные состояния, Введенский говорил о воплощении душевного состояния в образ: мы «переживаем большую или меньшую степень сочувствия чужому душевному состоянию, то есть чувствуем при этом, что как будто бы в нас самих отразилось это душевное состояние. Например, представляя себе ревность и ее развитие, мы представляем себе образ Отелло или таким, каким его описывает Шекспир, или каким мы его видели на сцене, и в то же самое время представляем себя самих, сочувствующих этому лицу» (Введенский А.И. Лекции по психологии. СПб., 1908. Ч. II. С. 15). Понимание как гносеологическая категория восходит к В. Дильтею. См. прим. 16.

¹⁴³ Оценка — категория философии Риккерта (Wertung), наряду с ценностью (Wert). Ценности – «блага», связанные с субъектом, оценивающим их; «оценка» соответствует субъективно-личному моменту «ценности». Делая в своей теории упор на трансцендентальную область культурных ценностей, Риккерт хочет решительно защитить ее от проникновения психологизма и субъектизма, сопряженных, по его мнению, с «оценкой»: «Проблема ценности есть проблема “значимости” (Geltung) ценности, и этот вопрос ни в коем случае не совпадает с вопросом о существовании акта оценки» (Риккерт Г. О понятии философии // Логос. 1910. Кн. 1. С. 33). Интуиции Бахтина – как это следует из работы «К философии поступка» – обращены против именно данного представления Риккерта, отрывающего «ценность» от «оценки».

¹⁴⁴ См. прим. 1 к I фрагменту АГ.

¹⁴⁵ См. прим. 40. Интересно, что ни Флоренский, ни Бахтин не интерпретируют память с позиции психолога. Флоренский видит в памяти бытийственную силу, Бахтин связывает ее с ценностным подходом к действительности.

¹⁴⁶ Имеется в виду воззрение Г. Зиммеля. См. прим. 130.