Читаем Автор и герой в эстетическом событии полностью

Под данным названием выборочно представлены записи Бахтина, сделанные им во время проживания в подмосковном городе Климовске (май 1970 г. – декабрь 1971 г.). Среди них – заметки к задуманным работам (о сентиментализме, по проблеме автора, о поэтике Гоголя и др.), которые иногда сведены к одному заголовку. Впервые опубликовано в ЭСТ, с. 336–360.

Проблемы, поднимаемые поздним Бахтиным, благодаря данной подборке записей, оказываются проработанными более полно. В частности, центральная для бахтинского творчества этих лет проблема понимания обогащается представлением Бахтина о герменевтическом круге, а также уяснением связи понимания и оценки. Рассуждения же о «свидетеле и судии», с другой стороны, побуждают как-то совсем по-новому взглянуть на бахтинское учение 20-х годов о бытии. Однако во всем этом кипении остроумного глубокомыслия (или глубокомысленного остроумия) в 1970–1971 настойчиво пробивается одна почти новая для Бахтина тема – тема одинокого «я», «я-для-себя». С очевидной неслучайностью ей сопутствует тема молчания: раньше интерес Бахтина был по преимуществу направлен на диалогизованное «я-для-другого», которое при этом непременно является говорящим. Конечно, эти новые проблемы не отменяют основной тенденции бахтинской мысли и решаются в 1970–1971 в духе обычного для Бахтина диалогизма. Однако они становятся при этом коррективами, смягчающими односторонность диалогической концепции.

Особенно примечательны в связи с этим рассуждения Бахтина о собственном голосе автора – писателя-романиста: здесь параллель к проблеме «я». И неожиданно для себя читатель обнаруживает в 1970–1971 серию бахтинских утверждений, суть которых – в отрицании за автором права на собственный голос, собственную «идею», позицию в бытии! Неожиданно – поскольку читатель склонен видеть в Бахтине философа-персоналиста и всегда помнит ставшее классическим место из ВХ: «От любого текста, иногда пройдя через длинный ряд посредствующих звеньев, мы в конечном счете всегда придем к человеческому голосу, так сказать, упремся в человека» (ВЛЭ. С. 401). В 1970–1971 же на этот счет представлена точка зрения, в связи с которой все же нельзя не вспомнить о «смерти автора» по Р. Барту Во всяком случае, 1970–1971 отличает (по сравнению с другими поздними бахтинскими работами) какой-то глубокий пессимизм. Он, во-первых, культурологического, так сказать, свойства: налицо потеря веры в возможность для человека иметь в новое время цельное, устойчивое мировоззрение. Во-вторых, думается, это личный пессимизм, вызванный ощущением реальности одиночества и при этом неготовностью с ним справиться (робкие поиски внутреннего «не-я»). Как «металингвист», Бахтин проецирует ставшую для него экзистенциальной проблему «я» на осмысление риторики, как литературовед – на изучение «Дневника писателя» Достоевского и религиозной публицистики Гоголя; соответствующие наблюдения также вошли в 1970–1971.


1 Высказывания Бахтина по поводу «авторитарного» – в данном случае библейско-евангельского и богослужебного «слова» в точности соответствуют воинственно-антиклерикальной установке бахтинской книги о Рабле 30-х годов.

2 Ср. с «философией молчания» у Бубера (подлинный диалог протекает в его представлении именно в молчании): «Только молчание с Ты, молчание всех языков, безмолвное ожидание в неоформленном, в нерасчлененном, в доязыковом слове оставляет Ты свободным, позволяет пребывать с ним в той затаенности, где дух не проявляет себя, но присутствует. Всякий ответ втягивает Ты в мир Оно» (Бубер М. Я и Ты. Указ. изд. С. 317). В связи с «логосферой» уместно вспомнить мысли немецкого диалогиста Ф. Эбнера, рассуждавшего как об особой реальности о бытии «Между», охватывающем все вообще разговоры, происходившие в человеческой истории. «Между» становится средой (das Medium) откровения Христа – Слова Божия – для всякого, вступающего в разговор (см.: Casper В. Das dialogische Denken. S. 253). Ясно, что бытие «das Zwischen», открытое и при этом целостное, весьма похоже на бахтинскую «логосферу».

3 В связи с бахтинской «философией смеха» см. особенно «Введение» и I главу Р.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия
Теория нравственных чувств
Теория нравственных чувств

Смит утверждает, что причина устремленности людей к богатству, причина честолюбия состоит не в том, что люди таким образом пытаются достичь материального благополучия, а в том, чтобы отличиться, обратить на себя внимание, вызвать одобрение, похвалу, сочувствие или получить сопровождающие их выводы. Основной целью человека, по мнению Смита. является тщеславие, а не благосостояние или удовольствие.Богатство выдвигает человека на первый план, превращая в центр всеобщего внимания. Бедность означает безвестность и забвение. Люди сопереживают радостям государей и богачей, считая, что их жизнь есть совершеннейшее счастье. Существование таких людей является необходимостью, так как они являются воплощение идеалов обычных людей. Отсюда происходит сопереживание и сочувствие ко всем их радостям и заботам

Адам Смит

Экономика / Философия / Образование и наука