Он стоял надо мной, словно внук помешанного старика, навещающий его в доме престарелых, а время посещения уже истекло. Он улыбнулся про себя, помотал головой, фыркнул и пошел в противоположную сторону: не против ветра, а по ветру. Но не успел он отойти от меня на десять метров, как ветер переменился. И стал против него.
Глава 28
Против меня. Я стал еще моложе. Лет примерно тридцати. В высокогорную долину я вернулся, удвоив силы. Мимо пролетели два лебедя; я увидел, что на тунах сено до сих пор не скошено, и это рассердило меня. Стоит тебе отлучиться с хутора – и там уже воцаряются лень и никчемность! Я спустился вниз по тому же склону, на котором проснулся осенью четыре года назад: старый, усталый, недавно умерший. Как много всего с тех пор произошло! Как быстро течет время здесь, на том свете! На той стороне хейди. Я вторично обрел молодость, но при этом перестал есть и мочиться. Я уже дошел до двора, когда заметил в озере какое-то существо. Фридтьоув перевоплотился? Я спустился на моховину и увидел, что это Эйвис. Она стояла спиной к хутору и уже довольно глубоко вошла в озеро, вода достигала ей пупка; она продолжала идти.
– Виса! Виса!
На берегу стоял мальчик вместе с Мордочкой и звал сестру. Собака бегала взад-вперед по кочкарнику. Я поспешил вниз по склону. Эйвис вошла в воду метров на пятьдесят и вдруг погрузилась туда. Исчезла. Мне оставалось до берега каких-то пятьдесят метров, и я позвал мальчика, но он меня не услышал. Я заметил, что собака уже поплыла по озеру: ее голова быстро двигалась по слегка взволнованной поверхности воды. У середины озера было видно, как девочка отчаянно барахталась: ее голова на миг показывалась и снова исчезала, но тогда барахтанье в волнах становилось еще заметнее. Собака подплыла к ней с невероятной быстротой. Я подбежал к мальчику и на миг остановился перевести дух – «Мордочка ведь ее спасет, правда? Она ее не спасет?» – а потом сам полез в озеро. Вода ледяная. Я прошел несколько шагов и заметил, что собака тоже скрылась из виду. Озеро Хель поглотило обеих. Некоторое время на воде не было заметно никаких признаков жизни – ни бултыхания, ничего. Но все же я продолжил идти, чувствуя, как холод сковывает мне ноги. И вдруг собака снова выплыла: показалась голова Мордочки, а за ней – брызги от головы девочки. Вдруг она восстала из волн, словно видение из глубин; сначала она стояла, согнувшись, выкашливая воду. Но затем распрямилась и стояла в воде, доходящей ей до пупа, неподвижно, как статуя, молчаливо, как сверхъестественное существо. Озерная нимфа. Мордочка поплыла по-собачьи прямо от нее на юг, перпендикулярно тому направлению, в котором плыла раньше, в сторону небольшой косы, вдающейся в озеро на противоположном берегу. Я замер и вдруг вспомнил мои роскошные туфли, на миг задумался, не вернуться ли мне обратно, но потом медленно побрел в воде навстречу девочке.
– Виса!
Мне оставалось до нее метров десять. Вода достигала мне паха. Наверно, пиджак тоже промок. Она стояла передо мной и глазела на меня, словно дрожащая Венера. Я остановился. Что-то подсказывало мне не приближаться. Это были ее глаза. Глаза, которые еще не плакали с тех пор, как она оказалась распята в сеннике, потому что под водой глаза не могут плакать. Десять дней она пребывала под подводным одеялом и думала только о том, как бы выплыть на свет, вверх, чтоб дышать, к поверхности озера Хель, которое одно лишь несло в себе свет с небес, лучик надежды, когда вся долина опрокинулась и заполнилась водой. Она не пыталась покончить с собой. Она пыталась спастись. Выплыть к поверхности. Чтоб дышать. Чтоб жить.
Я увидел, что собака выбралась на берег, на эту косу слева от меня, и услышал, как мальчик кричит через заводь в ее сторону, радостно выкликает ее имя.
– Эйвис, – сказал я, уже более спокойно.
Она не ответила, а продолжила смотреть мне пристально в глаза этими своими глазищами, которые сейчас поплакали, наплакали целое озеро. И она сейчас стояла посреди него в мокром от слез свитере, тонко обвившемся вокруг ее тела, словно тряпки вокруг гипсовой статуи, которую еще отливают: виднелась ее наливающаяся грудь, и было лучше, чем когда-либо, видно, как эта девочка красива. Эти упругие мягкие щеки, эти темные заячьи глаза.
– Эйвис.
Она не отвечала. Я протянул вторую руку, а девочка все стояла как окаменевшая. Я поскользнулся на камне, но успел вновь найти точку опоры среди густых донных водорослей – и тут заметил в воде гольца, плавающего взад-вперед передо мною, постоянно качая головой. Это был Фридтьоув. Я сдвинулся на два шага, но критик по-прежнему путался у меня под ногами. Я попытался не думать о нем, а сосредоточиться на девочке. Она отвернулась. Повернулась ко мне спиной. Решила, что лучше заглянуть в глаза смерти: она стояла на каком-то дьявольском обрыве на дне, а под ним озеро было практически бездонным. Шаг вперед – и оно поглотит ее, как некогда ее братца – маленького мальчика, и двоих братьев триста лет назад. Заколдованное озеро Хель.