Было плохо, очень плохо. Душу отягощал липкий комок, словно клей вперемешку с мокрой шерстью животного. Меня разъедала чёрная злоба, яд, впрыснутый, чтобы отравить не сразу, а медленно и долго разрушать изнутри. Казалось, эта чёрная дыра съест меня целиком, но противоядие обнаружилось неожиданно и совсем рядом. Одна маленькая жизнь, всего тринадцать дней от роду, своим сопением и пыхтением вылечила меня. Её звали Тая. Когда она ещё была в животе у своей мамы, я всячески старалась, чтобы мама, моя любимая подруга, ни в коем случае не узнала о моих порезанных руках. Ей нельзя было волноваться. Но она узнала и стала с плачем ругать за то, что я была такой дурой, коль скоро собиралась ей врать. А я действительно собиралась: выносила стекло с балкона, оно упало, порезалась, с кем не бывает.
Маленькая Тая сопела и пыхтела, четыре раза обкакалась и три раза уснула, а также два раза настойчиво попросила титю. Я пролежала с ней рядом два с половиной часа и почувствовала, что наконец-то вновь могу испытывать любовь, а не гноящуюся вязкую злобу. Её милая мама, моя родная Лиля, уставшая от бессонных ночей, с ноющей от большого количества молока грудью, источала такую любовь, какой я не чувствовала никогда раньше. Их папа, Денис, последний месяц творивший ремонт в квартире для своих любимых женщин, замученный чуть ли не круглосуточной работой, теперь был рядом и наслаждался близостью семьи. Он быстро и мастерски научился пеленать свою принцессу и, наверное, с большим удовольствием сам кормил бы ее грудью, если бы только мог. И я, измотанная, оказалась в окружении такой любви и нежности, заботы и ласки, которые могут дарить только на самом деле счастливые и любящие друг друга люди. Я боялась, что, уезжая от них, буду увозить тоску по собственному счастью. Но оказалось, что во мне по-прежнему мерцает любовь. Любовь к совсем ещё крохотному человечку, который своей незащищенностью проявил истинную силу и смог заставить меня посмотреть глубже в свою собственную душу, чтобы увидеть: как бы глубоко ни засела в ней ненависть, в основе всё равно лежит Любовь. Тогда я впервые задумалась о том, что когда-нибудь, наверное, и сама смогу стать матерью, ведь эти человеческие комочки не так уж отвратительны, как я думала раньше, а забота об их крохотных тельцах, пусть и со стороны, не кажется таким уж тяжёлым бременем.
Тому мерзавцу дали семь лет строгого режима. На последнем слушании дела его адвокат сказал:
– Ну что же ты его не прирезала? Сейчас не тратили бы время на глупости.
Как только дело закрыли, я уволилась с работы, перевелась на заочную форму обучения и наконец-то рассталась с Пермью.
Глава 2. Комната «666»
До встречи с будущим мужем оставалась пара дней. Новый год вот-вот собирался прийти. Дело о нападении и попытке изнасилования ещё не было закрыто. Игнат, к тому моменту ставший востребованным дизайнером молодёжной одежды в рамках города, ни разу не поддержал меня, не сопроводил ни на судмедэкспертизу, ни в СИЗО, ни куда-либо ещё. К тому моменту он уже выдал ключевую фразу:
– Если бы сейчас мне пришлось выбирать между швейной машинкой и тобой, я бы выбрал первое.
Я чувствовала себя ходячим мешком с костями, которому за невыплату прошлых кармических долгов отключили краски мира. Однажды я пришла к Игнату в последний раз, чтобы вернуть какие-то его безделушки и забрать свои, но это был всего лишь повод. Нам всегда было трудно выразить словами то, что было важнее всего, хотя он писал речитативы, а я работала на радио. Помню, когда он чувствовал себя виноватым, но боялся в этом признаться, он просто покупал мне яблоки. Отдавал их мне в руки, и это значило безмолвное: «Ты мне нужна». В тот вечер я не нашла нужных слов, но много говорила об уважении, о том, что достойна большего, и уж следующий мужчина точно сможет позаботиться обо мне и будет честным. Да уж… Он молчал. Я в сердцах выпалила свою тираду, быстро собралась и ушла, в последний раз попрощавшись с его родителями.
– Анечка, уже уходишь?
Да, и в этот раз навсегда. Огромный добрый чёрный терьер вышел проводить меня и уткнулся носом в ладошку. Я вышла из подъезда и у мусорных баков оглянулась, посмотрела на окно девятого этажа, где тускло горела старая красная настольная лампа над ещё крепкой советской швейной машинкой. Потом обернулась ещё, уже поворачивая за угол дома. Всё это в последний раз. Мысленно поцеловала этого маленького мальчика, чьё отношение к себе так и не смогла понять до конца. Вместе с ним я росла. Мы воспитывали друг друга, и без него не было бы такой меня, какой я уходила прочь. Пусть у него получится всё, что он задумал. Его творчество достойно похвалы. Спасибо тебе за всё, что было. Конец.
Чтобы не сдохнуть от тоски и сделать себе подарок на Новый год, я придумала отправиться в любимый Петербург и напиться шампанским в привычном одиночестве под фейерверки и чужое веселье на берегу Финского залива. В то время в длинной квартире на Карповке жил мой старый друг Макс.