Презентификация сделала образа Антихриста чем-то большим, нежели просто мифический персонаж, движущейся прямой дорогой к Страшному суду истории. Отныне он стал оборотной стороной прерванного современного политического опыта. Новый, советский горизонт ожиданий своим откатом назад видоизменил элементы прошлого. Антихрист 1930 года содержал в себе политическое как возможность. Возможность, которой, несмотря на репрессии, соответствовало социальное действие, стремление к политическому, проявлявшееся позднее, например, в призывах восстановить крестьянские союзы и Крестьянскую партию, звучавшие во время обсуждения в деревнях проекта новой конституции 1936 года. Пришествие Антихриста начиная с XVII века все откладывалось, но так как христианская доктрина относила горизонт ожидания к области потустороннего, к нереализованному пророчеству можно было обращаться вновь и вновь. Земной опыт, противоречивший этому пророчеству, ничего не менял: апокалиптические ожидания периодически возрождались, поскольку основывались на вере, не соприкасаясь с посюсторонним миром. Модерность столь глубоко изменила пространство опыта, что эсхатология перестала быть легко воспроизводящимся типом мышления. С приходом модерности произошло обособление нового горизонта ожидания, связанного с идеей прогресса. Прогнозы относительно конечных целей и их реализация стали элементами легитимации политического действия. Так что ожидания 1930 года представляются апокалиптическими лишь внешне: эсхатология утратила свою повторяющуюся структуру, которая защищала ее от земного опыта, ибо любые ожидания отныне были направлены на земной мир.
Представление об избираемости власти было неразрывно связано с идеей представительства. М. И. Калинин в 1930 году получил телеграмму следующего содержания: «Мы, рабочие подольских заводов, совместно с представителями рабочих московских заводов «Серп и молот», АМО и др., на состоявшемся 19‐го сего сентября собрании, в присутствии 273 человек <…>, ПОСТАНОВИЛИ:
Принимая во внимание, что за последние 2 года бесконтрольно-самодержавное управление Сталина привело государство к положению худшему, чем оно было в 1919 году, когда гений Владимира Ильича буквально из ничего и при наличии только что ликвидированных фронтов сумел восстановить до довоенных норм всю экономику страны. Принимая во внимание, что все достижения Ильича за 2 года преступной деятельности Сталина приведены к нулю, что Великая Социалистическая Страна и великое дело Социализма приведены к нулю, <…> что все самые отвратительные меры устрашения, применявшиеся царем-последышем, превзойдены непризнанным
Для сохранения власти пролетариата, представленного выбранными, а не
МЫ ТРЕБУЕМ предания его государственному суду за неисчислимые преступления, совершенные им против пролетарских масс <…>.
Мы обращаемся к вам <…>, чтобы вы избавили молодую Пролетарскую Страну от деспота, узурпировавшего власть <…> ».
Как при самодержавии многие битвы против царя велись во имя царя, так и при большевиках можно было восставать против режима во имя большевизма. Однако слово «самозваный» в корне изменило смысл по сравнению с тем, каким оно сохранялось со времени «Послания на Угру Вассиана Рыло» (XV в.). Для значительной части рядовых граждан Сталин был самозванцем не потому, что не являлся Божьим избранником, но потому, что не был избран пролетариатом – и следовательно, не мог его представлять. Разумеется, рабочие рассуждали в революционной логике и в терминах социального представительства: новая власть, по их мнению, должна была состоять из представителей рабочего класса. Крестьяне сделали следующий шаг, перейдя от социального представительства к представительству политическому. Им были ненавистны примазавшиеся к советской власти самозванцы, которые «только говорят, что выборы и выборные они, а на самом деле никаких выборов нет, они сами себя выбирают».