Аз есмь царь. История самозванства в России

– Ты знаешь меня хорошо. Я ничего на свете не боялась, хотя и бывало иногда очень страшно, но, когда меня ввели в Его кабинет, меня буквально заколотило, в ногах появилась слабость, даже не могу объяснить – подогнулись они сами, и я перед Ним очутилась на коленях. Так меня мама в детстве ставила на колени перед Николаем Угодником. Я даже, кажется, приложилась к Его руке. Хорошо, мы были одни. Он помог мне подняться. Он говорил мало, но я была так взволнована, что точно передать, что Он говорил, не могу. О геройстве, о подвиге, о патриотизме девушек на войне… Единственно, что я ответила ему: „Служу Советскому Союзу!“

Я даже не помню, как вышла от Него. На другой день я стала Героем Советского Союза».

В торжественности этой встречи Смертного с Небожителем со всей ясностью проступает (даже в кремлевском кабинете!) то сакральное пространство, которое большевики не предусмотрели. Такой разговор с глазу на глаз соответствует времени, начавшемуся задолго до 1917 года и материализовавшемуся благодаря традиционному жесту, который Людмила Павличенко совершает невольно, но который вводит в действие ритуал. Мало того, что коленопреклонение девушки перед Сталиным нарушало ее гражданское достоинство; вдобавок этот инстинктивно совершенный ритуал вносил диссонанс в ее поведение, которое, как она сама, вероятно, до этого думала, было основано исключительно на материалистических принципах. Однако канувшее в лету прошлое непроизвольно – девушка вспоминает о происшедшем задним числом – возрождается, наталкивается на ее идеологию, отвергается ее сознанием, вызывает у нее чувство неловкости: «Хорошо, мы были одни». Девочкой она узнала, что икона – олицетворение образа потустороннего. Взрослой, наедине с живым Сталиным, ей почудилось, будто она вновь стоит перед ликом Николая Угодника.

В 1975 году во время Полесской экспедиции некий московский этнолог, услышав в местном духовном стихе имя Миколы вместо имени Богородицы, которое, по идее, должно было там быть, спросил у сказителя «Кто такой Микола?» и получил ответ: «Микола сам Господь был». В 1983 году в ходе полевого исследования, проведенного в том же районе, выяснилось, что одна местная жительница, пожилая крестьянка, путала Николая II со Святителем Николаем, который в традиционной религиозной русской культуре по определению является чудотворцем, заступником и адресатом заговоров и молитв от всех болезней. Тогда, может быть, Сталин-Господь тоже чудотворец? В 1956 году на партийном собрании в Пролетарском районе города Калинина, где обсуждалась резолюция ЦК КПСС «О культе личности и его последствиях», вынесенная на основании известного антисталинского доклада Н. С. Хрущева, политическое подчас уступало место интимному. Один рядовой коммунист признался: «Я скажу и про себя, всегда думал, что Сталин это всё и всё он может сделать за нас, всех и во всем. Вот заболела нога у меня. Мне моя бабушка и говорит: скажи Юра три раза „Сталин“ – заживет нога. Вот до чего доходило дело. Сталин был и как снотворное: ложись спать и вспомни о Сталине».

Фигурой, которая была общим референсом для жителей России и во времена Николая I, и во времена Сталина, от полесских крестьян до героини войны, приглашенной в Кремль, стал Святитель Николай, «Господь», эталон, которым измерялась легитимность монарха и вождя. В поклонении вождю, в письмах советских граждан по случаю кончины Ильича, в смирении, угадывавшемся за словами бабушки партийца из Калинина, или, напротив, в недовольстве и бунтах советских крестьян общим было религиозное сознание. Крестьянин, возвестивший о приходе Антихриста, ставил себя в ту же систему координат, что и власть. С той лишь оговоркой, что, отождествляя советскую власть с Антихристом, этот крестьянин оспаривал ее легитимность, открыто поднимая на щит его антипода, Христа.