Читаем Азбука для двоих (СИ) полностью

Прекратив обжигать мягкие губы Чондэ непрерывными поцелуями, Чонин отстранился немного, чтобы огладить ладонью шею, грудь, провести по животу и коснуться стоящего члена. Ровный ствол удобно лёг в руку — тонкий, аккуратный, с влажно блестящей от проступившей смазки головкой… красивый. Чонин тронул кончиком пальца головку и слабо улыбнулся — ему не требовалось больше никаких доказательств. Он теперь знал наверняка, что Чондэ хочет его не меньше. Точно не игра.

И Чонин невольно прикрыл глаза, едва Чондэ прикоснулся к нему в ответ. Скользнул пальцами по напряжённому бедру и обхватил твёрдый от возбуждения член. От этого лёгкого прикосновения хотелось взорваться так сильно, что Чонин опять перестал воспринимать слова Чондэ. Улавливал исключительно звучание его голоса и искренность. И удовольствие от прикосновений.

Чонин глухо застонал, когда Чондэ принялся раскатывать латекс по толстому стволу, неумышленно задевая пальцами головку время от времени. Ещё невыносимее было терпеть, пока Чондэ распределял смазку. С другой стороны, Чонин вряд ли смог бы сделать это сам. Он редко испытывал настолько поглощающее желание. Так редко, что почти никогда.

Отбросив руки Чондэ, он склонился к нему, чтобы снова поцеловать. Смять губы и завладеть дыханием, превратив его в подобие собственного — в хриплое, неровное и несдержанное. Целовал и сжимал пальцами бедро. Притягивал всё ближе, чтобы вжаться в тело Чондэ сильнее, отчётливее, позволить ощутить всю силу своего возбуждения и заставить доверчиво расслабиться, умело распустить мышцы. И чтобы наконец войти, оказаться внутри и услышать стон Чондэ. Чтобы потеряться в мелодичных звуках этого голоса и растерять остатки здравого рассудка.

Чонин старался двигаться не слишком резко, но внутри Чондэ было так туго и жарко, что рывки сами по себе выходили такими же сумасшедшими, как захлёстывающее с головой желание. И всё становилось ещё безумнее из-за умопомрачительных стонов Чондэ, горячей отзывчивости и сладко-хриплых “Чонин”.

Он заставил себя замереть и прижаться губами к шее Чондэ. В последний миг сдержался, постаравшись не оставить следов, и перебрался на грудь, где уже можно было не осторожничать и даже прикусывать кожу до слабой боли.

Чонин почувствовал, как тело под ним окончательно расслабилось, тогда переключился на уши. Ловил губами, дразнил языком и почти невесомо тянул за блестящие гвоздики. Уши в самом деле оказались у Чондэ удивительно чувствительными. Настолько чувствительными, что Чондэ стонал в голос и порывался ускользнуть. Только ускользнуть не мог, потому что Чонин оставался в нём и намеревался продолжить.

Чонин медленно вёл ладонью по внутренней стороне бедра Чондэ. Чувствовал влажную гладкость и теплоту и смотрел Чондэ в лицо, когда плавно прижимался к нему. Смотрел на приоткрывшийся рот, на дрогнувшие брови и ловил растерянный взгляд. Чондэ бросил ладонь ему на шею, чуть сжал пальцами, а подушечкой большого провёл от подбородка к уху, повторив острую линию. И сделал резкий выдох на новом плавном толчке. Чонин склонился к нему, чтобы почти коснуться его губ собственными, поймать новый выдох, потом — тихий стон.

Он переплёл пальцы с пальцами Чондэ и с силой бросил себя глубже, ещё глубже, входя в податливое тело до звучных шлепков бёдрами о влажные от пота ягодицы. Провёл после ладонью по ноге, сжал лодыжку и забросил ногу Чондэ себе на плечо. На новом толчке прижался с силой бёдрами, а потом наклонился к губам Чондэ, чтобы опять “почувствовать” долгий стон кончиком языка.

Ещё ему нравилось время от времени смотреть, как тело Чондэ принимает его, как раскрывается навстречу толчкам, и как часто подрагивают мышцы на животе Чондэ. Ему нравилось заглядывать в глаза Чондэ, затенённые полуопущенными ресницами, и видеть там откровенное удовольствие в те мгновения, когда он заполнял Чондэ членом, вдвигал в горячую узость, растягивая и раскрывая Чондэ на всю длину толстого ствола. Нравилось бороться с приступами блаженства, когда внутри роскошного тела его член крепко сжимали гладкие стенки.

И он зажмуривался от восторга, когда после каждого толчка Чондэ вздрагивал под ним, отрывисто стонал прямо на ухо и впивался пальцами в плечи. Ещё лучше стало, когда Чондэ забился под ним, пачкая струйками семени собственный живот. Мышцы внутри тела Чондэ запульсировали чаще, заставив Чонина сорваться следом и обрушиться сознанием в омут желанного освобождения. Мощная вспышка встряхнула не только тело, но и мозг. Оглушила временной неспособностью двигаться и соображать, хотя он и до этого не очень-то соображал, если честно.

Чувствительность и здравый рассудок возвращались медленно и неохотно. Потом Чонин неуверенно вздохнул и лениво отметил, что его гладят по щеке. Лежать на Чондэ было чертовски удобно, как и по-прежнему быть внутри и улавливать слабую дрожь отходящего от оргазма тела. Двух тел.

Чонин немного повернул голову, чтобы тронуть шею Чондэ поцелуем.

— У тебя давно никого не было? — пробормотал он, добравшись до уха Чондэ губами. Он не столько спрашивал, сколько констатировал факт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Что будет, если академический искусствовед в начале 1990‐х годов волей судьбы попадет на фабрику новостей? Собранные в этой книге статьи известного художественного критика и доцента Европейского университета в Санкт-Петербурге Киры Долининой печатались газетой и журналами Издательского дома «Коммерсантъ» с 1993‐го по 2020 год. Казалось бы, рожденные информационными поводами эти тексты должны были исчезать вместе с ними, но по прошествии времени они собрались в своего рода миниучебник по истории искусства, где все великие на месте и о них не только сказано все самое важное, но и простым языком объяснены серьезные искусствоведческие проблемы. Спектр героев обширен – от Рембрандта до Дега, от Мане до Кабакова, от Умберто Эко до Мамышева-Монро, от Ахматовой до Бродского. Все это собралось в некую, следуя определению великого историка Карло Гинзбурга, «микроисторию» искусства, с которой переплелись история музеев, уличное искусство, женщины-художники, всеми забытые маргиналы и, конечно, некрологи.

Кира Владимировна Долинина , Кира Долинина

Искусство и Дизайн / Прочее / Культура и искусство