Азиатская одиссея

– Женщина… женщина… у истока всех бед всегда стоит женщина, – сказал мой хозяин; пока я рассказывал, он, как видно, думал о чем-то своем. Испокон веку так было. Все они, как их праматерь Ева, в конце концов толкают нас к погибели. Я тоже здесь оказался из-за женщины.

Старик покачал головой и вздохнул, погрузившись глубоко в свои мысли. После паузы он продолжил:

– Моя фамилия Рубин… Её звали Настя… Настя… Я до сих пор люблю её, хотя прожил уже девяносто шесть лет. Она покинула меня два года назад – лежит там, в саду. Она была рождена, чтобы стать царицей, и не желала знать недостатка ни в чём. Я взял ее в жены, когда был купцом в Саратове, и по Волге плавали десятки моих судов. Я ни в чем не нуждался и был счастлив… А затем появилась Настя. Она хотела жить по-царски, так что через несколько лет я оказался на грани разорения. Господи прости! – я стал подделывать векселя, меня поймали и сослали на двадцать лет в Сибирь, на каторгу. Настя отправилась за мной по своей воле. Поселилась в городке неподалеку, и мы виделись время от времени. По прошествии десяти лет меня выпустили за хорошее поведение и оставили до конца срока жить на поселении. Мы были очень счастливы здесь, Настя и я… бедная душа… – Тут старик прервал свой рассказ. – Ладно, нам пора за работу, – сказал он.

Я попросил посмотреть мою лошадь, и он провел меня в маленький почти полностью крытый двор. Я тщательно осмотрел ее – все было в порядке. Рубин показал мне своё хозяйство – корову, нескольких кур и убогую лошадёнку. Он жил за счет пасеки, которую держал в липовой роще. За лето и осень он имел с продажи меда достаточно, чтобы протянуть весь оставшийся год.

– Как далеко до ближайшего города? – спросил я.

– Чита в двенадцати верстах отсюда, – ответил он.

Я знал, что Чита находится в трёхстах пятидесяти километрах от Иркутска и примерно на том же расстоянии от границы с Маньчжурией. Это была столица Забайкальского казачьего войска и атамана Семёнова.

Хотя мой друг Николай принадлежал к уссурийским казакам, всё же была вероятность, что я встречу его в Чите, так же, как и двоюродного брата Александра, сына моего дяди Фёдора. Они покинули Маньчжурию и перебрались в Забайкалье около восьми лет назад, чтобы строить мельницы и основать пароходство на Аргуни, Шилке и Селенге – реках, которые, вместе с их судоходными притоками, составляют основные пути сообщения огромной области: Маньчжурии, Монголии и Забайкалья. Кроме того, я знал, что у дяди Федора и Александра есть золотой прииск в окрестностях Читы.

Как бы то ни было, я не торопился в путь. Мне нужен был отдых, и я хотел остаться. Я надеялся, что старик не откажет мне в этом в обмен на щедрую плату.

Дни шли незаметно. Утром мы чистили снег, рубили дрова для печи, доили корову, кормили лошадей, кур и собак. Затем обед и короткий сон, снова работа по хозяйству, ужин и снова сон. Огромную часть времени моего хозяина занимали молитва и чтение Библии. Он часами стоял на коленях перед своими иконами, и я с восхищением думал о том, что за чудесное прибежище дает религия тем, в ком еще осталась вера.

Я понимал его: мои предки тоже были религиозны. Мой дед по материнской линии на семьдесят шестом году жизни ушел в монастырь. Там он надеялся прожить в мире и спокойствии остаток своих дней: к несчастью, он прожил слишком долго и не избежал ужасов революции. Мой отец также занимал почетную должность церковного старосты при одном из храмов. Однако он уже относился скептически не только к обрядам, но и к толкованиям Священного Писания.

Старик же стал для меня настоящим открытием. Тихо, неторопливо говорил он о самых разных вещах. История, география, литература – всё для него сплеталось в единую, наполненную смыслом картину, созданную его верой. Он смотрел на мир христианским взглядом, осмысляя через христианство всё, что происходило в его собственной жизни и в мире в целом. В его словах любые события становились понятными, и на самые глубокие вопросы находились простые, естественные ответы.

Однажды вечером мы тихо сидели за столом. Одна тема была исчерпана, другая еще не начата. Снаружи завывала буря, как будто крича в бессильной ярости от того, что не могла сокрушить утлую хижину, спрятанную в ущелье меж двух холмов.

– Дмитрий, – начал старик, я скоро умру, и мне неспокойно. Может, ты согласишься мне помочь? Я уже подготовил себе могилу рядом с женой в саду. Теперь мне нужен гроб. Ты, наверное, заметил большие дубовые бревна во дворе. Из них я хочу нарезать доски для добротного, тяжелого ящика. Но мне понадобится молодой сильный помощник… завтра.

Конечно, я не мог ему отказать, хотя ничто не было так чуждо моим желаниям, как работа над гробом, предвещающим его скорую смерть.

Работа заняла у нас три дня. Старик радовался как ребенок и благодарил меня снова и снова. В знак дружбы он повесил мне на шею красивый фарфоровый образок Богородицы.